Дороги любви

Сами дети с радостью танцевали вокруг роскошной елки, пели песни и рассказывали стихи – кто как мог, но, главное, охотно и от души. Родителей, вернее мам, собралось не так много, не все смогли прийти, но они тоже с воодушевлением поддерживали праздничную атмосферу. А потом от души благодарили Татьяну Ивановну как главную здесь за такую сердечную заботу об их детях и замечательный праздник. Женщина смущалась и кивала на Иветту Константиновну и школьников с их родителями, которых тоже на празднике было не так уж мало. Однако свою долю похвал она все же заслужила.

После этого шумного и веселого праздника Ветка забрала Катюню домой на целых две недели. Татьяна Ивановна не возражала. А там девочку ждали красивая, хоть и не слишком большая елочка и подарки под ней. Радости ребенка не было предела.

Пришла телеграмма с далекого юга – это Леонид поздравлял с праздником всю семью, а не только свою дочь. В ответ Ветка написала ему письмо, где рассказала о том, как хорошо его дитя отпраздновало Новый год. Упомянула даже те стишки, с которыми девочка выступала перед многочисленной аудиторией. Ведь гостей на детский праздник собралось немало. О своей роли в организации этого чуда для обездоленных детей она, разумеется, не сказала ни слова, но этого и не требовалось. Леонид прочитал о том между строк, и сердце его в очередной раз залила волна горячей благодарности к этой молодой женщине, бескорыстно и щедро отдающей тепло своего сердца его дочери и другим детям, оказавшимся за гранью привычной уютной жизни в семье.

Отшумели праздничные дни, осыпались новогодние елки, и жизнь вошла в обычное русло. Январь подходил к концу, когда случилось неожиданное – Катюня заболела, причем сильно.

Вечером во вторник, когда Ветка уже собиралась идти домой, ей позвонила Татьяна Ивановна. Голос у женщины был непривычно взволнованным.

– Беда, Иветта Константиновна, Катюня заболела, – скороговоркой выпалила она. – Температура высокая поднялась и не падает, хоть я ей и дала лекарство. Я ее в изолятор положила. Вы бы зашли, а?

– Сейчас, Татьяна Ивановна, бегу. – Голос Ветки срывался от волнения, с детскими болезнями она ну совсем не знала, что делать. – Вы педиатра-то вызвали?

– И с этим беда, Иветта Константиновна, – удрученно отозвалась медсестра. – Елена Ильинична в отпуске, Александра Павловна к больной матери уехала, а Нина Григорьевна сама заболела, с высокой температурой лежит.

Ветка растерялась было, но потом сообразила, что делать.

– Так вы из соседнего района врача потребуйте, у нас же была договоренность.

– Да-да, – спохватилась расстроенная Татьяна Ивановна, – звоню уже.

Когда Ветка вбежала в помещение изолятора, на ходу скинув пальто, ее глазам предстала и вовсе удручающая картина. На больничной койке лежала Катюня, красная и распаренная от высокой температуры, неподвижная и вялая, словно поломанная кукла. Глазки девочки были закрыты, на лобике блестели капельки пота.

– Катюня, малышка моя, ты меня слышишь? – слишком громко от обуявшего ее страха спросила женщина.

Глаза девочки на миг открылись, мутные и покрасневшие.

– Мама … – прошелестела она и опять впала в беспамятство.

Тут уж Ветка не выдержала и разрыдалась в голос. Стало очень больно и страшно обидно оттого, что она, врач, ничего не может сделать для ребенка, который давно уже стал для нее родным.

Врач-педиатр из соседнего района появилась на удивление быстро. Это была женщина средних лет, опытная и решительная даже на вид. Она сразу же принялась за дело, быстро осмотрела ребенка, с помощью Татьяны Ивановны заглянула ей в горлышко и принялась готовить шприц, который достала из своей медицинской сумки. Потом наложила жгут на маленькую и худенькую, словно веточка, детскую ручку и медленно ввела лекарственное вещество. И только потом взглянула на сидевшую рядом Ветку, бледную и потерянную. И тут же накинулась на нее.

– Что же это вы, мама, совсем не занимаетесь своим ребенком, – сурово начала она, – родить родили, а дальше государству подкинули и руки умыли, так, что ли, получается? Вы же не совсем от девочки отказались, вот и занимайтесь ею хотя бы время от времени. Или уж откажитесь совсем. Тогда хоть приемные родители смогут дать ребенку все, что ему требуется.

Женщина, как видно, насмотрелась на своей работе под самую завязку на брошенных, никому не нужных детей, но так и не научилась оставаться к этому равнодушной. И все свое возмущение выливала на головы легкомысленных девиц, которые рожали детей, а потом и не думали заботиться о них.

– Бабочки, ну чистые бабочки, – пробурчала она, – звери лесные и те о своем потомстве пекутся.

Вета не стала объяснять сердитой женщине-врачу, что она никакая не мама, а ее коллега, только терапевт, а не педиатр, потому и растерялась. Не до объяснений было, слишком уж она за ребенка волновалась.

– Что с ней будет, доктор? – растерянно спросила Вета, будто и правда была какой-то безграмотной, легкомысленной девицей, а не дипломированным врачом.

Строгая педиатр слегка смягчилась.