Дороги Младших Богов

— Аня, нас тут вот очень интересует, каким таким образом вы догадались, что мы к вам сюда зайдем?

— Странные вы какие-то, чего гадать-то, если вы сами мне об этом сказали, — спокойно ответила девушка и начала собирать со стола освободившуюся посуду.

— Когда?! — удивленно воскликнули мы с Серегой в унисон.

— Да час назад где-то, — прикинула девушка, посмотрев на нас как на идиотов. — Уже забыли, что ли? Зашли, купили сигарет, вот вы купили, — показала она на меня, — и пообещали вернуться. А еще сказали, что если придет ваш друг, то пусть дождется. Он и пришел. Как вы и предупредили — в бежевом костюме. Вот. Я и передала ему. А что? Не надо было?

— Надо-надо, — успокоил ее Гоша. — У вас там пиво, кстати, есть? А то чай как-то… Жарко.

— «Жигулевское», — кивнула девушка.

— Неси, сладкая, — подмигнул ей Гоша.

И девушка, ловко подхватив нагруженный поднос, ушла выполнять заказ.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил у меня Серега.

— Шутишь? — ответил я.

Гоша попытался вклиниться в нашу распасовку:

— Вы о чем это, чуваки?

— Да ни о чем, просто мы сюда, Магоша, не заходили, — медленно и тихо произнес Серега. — Мы здесь впервые.

— Харэ разыгрывать-то, — не поверил ему Гоша. Я бы тоже на его месте в это не поверил. Но и на своем я переставал во что бы то ни было верить. Похоже, мы все тут перегрелись.

Девушка принесла пиво. Пиво было холодным. По-настоящему. И мы жадно присосались каждый к своей кружке.

Полегчало, но не помогло.

Мне пришло на ум следственный эксперимент провести. Я оставил парней за столом и прошел в подсобку. Там было тесно и крепко попахивало хлоркой — как это и должно быть в небольшой забегаловке. Девушка Аня, что твоя Золушка, споро мыла посуду в большом эмалированном тазу. Я постучал по косяку. Она вытащила покрасневшую руку из пены и, откинув тыльной стороной ладони выбившуюся из-под косынки челку, с нескрываемым удивлением уставилась на меня. Я дежурно улыбнулся и спросил:

— Скажи-ка мне, родная, а какие сигареты я давеча у тебя купил?

— «Кэмэл», облегченные, — ответила она четко и не задумываясь, будто ждала от меня именно такого вопроса.

— Оценка «отлично», — кивнул я и побрел в зал. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша — да, других сигарет я не покупал с девятого класса. Даже в самые тоскливые годы.

За столиком я нашел только Серегу. Он вяло выковыривал вилкой мясо из распотрошенного — не знаю, как позы будут в единственном числе, поэтому — пельменя. А Гоша куда-то уже подорвался.

— Пельмень — животное нежное, — посочувствовал я Сереге и спросил: — А где Гошка?

Теперь Серега посмотрел на меня как на помешанного:

— Какой Гошка?

У меня всё внутри оборвалось, екнуло и куда-то упало.

— Как какой? Наш.

— Ты чего, Дрон? Он же утром еще от нас свалил, — аккуратно, как врач больному, напомнил мне Серега.

Я почувствовал внизу живота острую резь. Похоже, пиво плохо легло на лошадиное молоко. Не пошло.

Впрочем, эта резь еще давала возможность цепляться за реальность. Но я не знал — надолго ли? По Витгенштейну, понятия мира и реальности не являются синонимами. Реальность, по Витгенштейну, — это осмысленная часть мира. Так вот: эта самая — понятная — часть мира в те мгновения стала стремительно уменьшаться для меня в размерах.

— Мне выйти надо, — только и смог простонать я. И, схватившись за живот, рванул семимильными на выход.

Забежав за вагончик, с радостью обнаружил невдалеке сортир из нетесаного горбыля. Над заведением гордо реял военно-морской Андреевский флаг. Гадать, отчего так всё парадно, мне было недосуг: я несся к заветной цели, как кенгуру, — скачками.

Добежав, рванул что было силы дверку, но тшетно. Чуть ручку не оторвал. Дверка — кстати, украшенная оптимистичным граффити «ДээМБэ неизбежен», — оказалась запертой. И тут же изнутри раздался голос:

— Занято. — Серегин голос!

И тут я сразу — о чудо! — излечился.

— Серега, ты, что ли?

— А кто же?

— Не понял… А как ты раньше меня здесь оказался?!

— Ногами. Как еще. Я же сказал ему, куда пошел.

— Гошке?

— Ну, допустим, Гошке. Тебя что, Дрон, тоже прижало?

— Уже нет. Уже отпустило.

Я медленно-медленно пошел назад. И чувствовал себя контуженным. Честно говоря, я вообще-то не представляю, как чувствует себя контуженный, — не доводилось мне пока испытывать подобные напасти, — но думаю, что близко к тому, как чувствовал себя я в те не самые простые для меня мгновения.

Миробеспорядок воздействует, оказывается, шокирующе.