Дороги моря

Мне хочется спросить давно ли я здесь. Но «хочется» это сильное слово, и оно не остается со мной надолго, я засыпаю, прижавшись к ней, пытаясь впитать, нащупать, найти остатки тепла, которого там никогда не было. Я обещаю себе навестить ее могилу, были бы силы.

Я перестаю их отличать. Живых от мертвых. Остальных монахинь от Маргрет. Мне бы испугаться. Мне бы отпрянуть.

Но сил не остается даже на это.

***

ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ДЕВОЧКА, МЫ ВСЕ РАВНО ТЕБЯ НАЙДЕМ.

не хочу.

ОТЗОВИСЬ, МЫ СЛЫШИМ ТЕБЯ, МЫ ЧУВСТВУЕМ ТЕБЯ В ЭТИХ СТЕНАХ.

кого – меня?

ТЕБЯ, ШЕПТУНЬЯ ДУШ, МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ. МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС ВИДИШЬ. ТЫ ОТ НАС НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ.

ВЫХОДИ. ВЫХОДИ, ДЕВОЧКА.

я не прячусь. приходите. у меня все равно нечего брать.

вы все взяли. не осталось даже имени.

У НАС НЕТ ИМЕНИ, У НАС ТОЖЕ НИЧЕГО НЕТ, ЗАЧЕМ ОНО ТЕБЕ, ВЫХОДИ, ДЕВОЧКА, ТЫ БУДЕШЬ НАШИМ ГОЛОСОМ, ПОДАРИ НАМ СВОЙ ГОЛОС.

но голос слишком слаб. теперь и его нет.

ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ДАЙ НАМ ТО, ЧЕГО МЫ ХОТИМ, ВПУСТИ ПОГРЕТЬСЯ, ВПУСТИ, ОТКРОЙ СВОЮ ДУШУ.

В темноте комната дышит тенями, комната ими полнится, по ночам начинается страшное, по ночам никто давно не спит, никто не выходит в коридоры и не заходит в ее крыло, в темноте все прячутся.

В темноте хозяйничают тени, сгрызают мясо с лиц, а на утро все оказываются целыми.

В темноте фигура сжимается под одеялом, задыхается кашлем, все силится согреться, но не находит в себе сил даже на это.

Фигура дышит через раз, плавает между сном и явью, жизнью и смертью.

Я понятия не имею, кто ты.

Не имею ни малейшего понятия.

Но верни мне себя, верни мне себя, верни мне себя, прошу тебя.

Верни мне себя. Я так скучаю.

Или хотя бы меня.

***

ТЕБЕ СТРАШНО? КАК ЖАЛКО. КАК БЕСПОЛЕЗНО. ТЫ СЛАБАЯ. ПОСМОТРИ НА СЕБЯ, ОТ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ. ТЕБЕ СТРАШНО?

НО ОПЯТЬ ЖЕ, ДЕВОЧКА.

КТО БУДЕТ ТЕБЯ ВИНИТЬ?

***

Помню, в моей жизни раньше жило присутствие. Такое светлое и такое сильное. Воспоминания о нем постепенно затираются и становятся все прозрачнее, пока не исчезают совсем, остается только оболочка, хрупкая такая.

Сестры говорят, что, наверное, меня защищал ангел. Сестры верят, что защищает меня до сих пор, ведь он привел меня сюда.

С моим появлением здесь селится ужас и я, если честно, совсем не верю в ангелов. Если у меня был ангел, то почему он меня покинул?

Почему так холодно?

Но иногда. Иногда становилось совсем невыносимо. Когда становилось совсем больно и чужая воля сжимала руки на горле совсем беспощадно, утром там находили синяки. И в такие моменты:

Мой тихий ангел. Если ты есть. Было бы здорово, если бы ты был. Ты не мог не быть, у меня каждая косточка болит, как сильно я по тебе скучаю.

Мой тихий ангел.

Я не слышу тебя больше. Я больше тебя не вижу. Я больше не ощущаю твоего присутствия. Прошу, не оставляй меня, не оставляй меня здесь одну. Не покидай меня, мой тихий ангел. Я так устала, я так ослабела. Я больше не могу, я не могу этого сделать.

Мой тихий ангел, ты все еще здесь?

И я вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю. Вспоминаю без вспоминания, конечно же. Но так тепло.

***

Тело под одеялом – тонкое и изломанное, дышит медленно, будто через раз. Тело измученное, тело разрушается изнутри, не в состоянии выдержать такого давления. Тело похоже на треснувшую яичную скорлупу, все из него утекает. Сама жизнь. Не в силах остаться подольше, не в силах удержаться. Тело комкает в тонких, костлявых уже почти пальцах одеяло. Волосы светлые, путаются закрывают лицо.

Это тело – не я. Меня здесь нет.

Сестры пытаются ее накормить, все тщетно, с нулевым результатом, отворачивается. Матушка-настоятельница, ее грозная фигура, она привыкла возвышаться над всеми, могла бы согнуть девчонку, могла бы заставить ее перестать быть, но она, похожая на пылинку, все держится.

– Если так продолжится, долго она не протянет.

Она умирает, умирает медленно. Становится все меньше, взгляд становится все более пустым, выпитая, выжженная, вымученная. Глаза были большими и раньше, сейчас они похожи на огромные, пронзительно голубые провалы. Раньше была ярче, раньше была ослепительна, теперь цвет будто вымыли.

Она – это не я. Кто я? Меня здесь нет.

Она не реагирует, реакции притуплены и движения медленные, вставать слишком сложно, дышать слишком сложно, жизнь утихает, растащенная жадными мертвыми, она иногда пытается смахнуть чужие воли-щупальца, но ничего не выходит, сил осталось чуть.

Уходить безымянной страшно. Уходить вот так еще страшнее.

Вытирая рот тыльной стороной ладони, пытаясь сесть. Все тщетно.

Гул в ушах не замолкает ни на секунду, они не дают ей спать.

Живые не дают ей спать и жить тоже, она никогда не знает, кто окажется добр, а кто во время встречи – о, я так скорблю о своем дедушке, не могли бы вы помочь?