Дуби Планкерт стояла у задней двери их маленького дома и без всякой надежды смотрела, как Тед и старый капитан, да еще какой-то коротышка-янки уезжают из города. Сердце у нее разрывалось. Ей казалось, что она не вынесет эту боль. Если бы Тед хоть однажды обернулся в седле и помахал ей, боль, наверное, стала бы меньше. Даже когда Тед просто уходил заниматься своими служебными обязанностями, он и то оборачивался и махал ей. Все дело было в том, что она любила его так сильно, что страшно скучала по нему даже тогда, когда он находился всего лишь через улицу от нее. Ее так и подмывало сбегать в тюрьму, только чтобы убедиться, что он все такой же и улыбка на его лице все такая же приятная. Но Дуби не могла позволить себе такой роскоши. Шериф Джекилл недвусмысленно заявил однажды, когда она сунула нос в тюрьму, что он видит ее там в последний раз. Он так отчитал Теда за поведение его жены, что Тед в тот же вечер сказал ей, чтобы она даже близко не подходила к тюрьме.
— Везде свои правила, — говорил он в тот вечер, стараясь быть мягким с женой, но она все еще обижалась. Ей и надо-то было всего лишь взглянуть на мужа да убедиться, что он не изменился.
И теперь, видя, как он едет вдоль реки на север с двумя незнакомыми людьми, один из которых, по ее мнению, был просто старым убийцей, Дуби опять разревелась и ревела, пока хватало слез. Она была уверена, что маленький Эдди тоже плакал внутри нее. Да, правила существуют, в этом Тед был прав, но, похоже, главное из них состоит в том, что мужчины могут уезжать, когда им захочется. Они могут когда хотят захлопывать перед носом двери тюрьмы и других мест и даже не махать на прощание женам, когда уезжают в горы. Им дозволено все и даже больше, насколько ей теперь известно.
Эти правила были ей не по душе, но Дуби все равно хотела, чтобы Тед вернулся. В ту ночь, лишенная его крепких объятий, она постоянно ворочалась и видела много снов, в самом лучшем из которых ей приснилось, что бандит, за которым они отправились, Джо Гарза, прискакал в Ларедо сдаваться, избавив таким образом Теда с рейнджером и янки от необходимости ловить его.
Это снилось ей так отчетливо, что она даже могла почувствовать запах своего мужа, Теда Планкерта. От него исходил запах седельной ваксы. Прошлым утром ему стукнуло в голову смазать ваксой свое старое седло. Она хорошо пахла, эта седельная вакса. Приснившийся запах напоминал Дуби о том, каким хорошим и добрым был ее муж.
Однако же самым приятным в этом сне было то, что Тед не только пах седельной ваксой. Тед был с ней. Он тихо юркнул в их спальню, как делал всегда, когда приходил поздно, снял сапоги, скинул портки с рубашкой и забрался в постель, чтобы крепко обнимать ее не только всю ночь, но и всю жизнь. Дуби пыталась остаться и спрятаться в своем сне, но он вдруг стал зыбким, и она заподозрила, что это всего лишь сон. Она старалась отогнать пробуждение и глубже зарыться в сон, но из этого ничего не выходило. Несмотря ни на что, она проснулась, открыла глаза и поняла, что случилось самое худшее. Теда Планкерта с ней не было.
Его не было с ней, просто не было, и все. В один из дней, когда она не имела ни малейших оснований ждать беды и даже ни малейшего опасения на этот счет, ее жизнь с Тедом Планкертом неожиданно кончилась.
— Нет, милая, это не так. Он просто уехал на работу, — чуть позже говорила ей в то утро подруга Сюзанна. Дуби была так расстроена, что прибежала к ней босиком и с плачем бросилась на грудь.
— Он никогда не вернется. Он никогда не вернется, я это знаю, — повторяла она между сотрясавшими ее рыданиями.
— Он вернется, — говорила Сюзанна. — Он вернется, Дуби. — На самом деле она была не так уж уверена в этом. Всего год назад ее муж, Джон Слэк, считавшийся одним из лучших ковбоев во всей округе Рио-Гранде, уехал однажды утром клеймить бычков, что он проделывал сотни раз за двенадцать лет их совместной жизни, и больше не вернулся — живым, во всяком случае. Бычок, которого он заарканил, свалился прямо под ноги его лошади, летевшей во весь опор. Передние ноги у лошади подкосились, и Джон Слэк упал прямо на голову и сломал себе шею. Смерть наступила мгновенно, и с тех пор Сюзанна стала вдовой.
У тебя хоть есть от него ребенок, с тоской думала Сюзанна, обнимая плачущую подругу. Они с Джоном мечтали о ребенке, мечтали из года в год, но Бог им не давал его. И теперь от Джона у нее ничего не было, кроме нескольких записок, которые он написал, когда ухаживал за ней, и, конечно, воспоминаний о том, как она была замужем за лучшим ковбоем в долине Рио-Гранде. Когда-то кроме ребенка они мечтали также завести ранчо, но теперь Джон был мертв и у Сюзанны не было ни того, ни другого. Ей пришлось переехать в город и пойти работать в магазин, чтобы сводить концы с концами.
Дуби никак не могла успокоиться. Да и какое утешение могла предложить ей Сюзанна, опечаленная собственной утратой. Вскоре у нее тоже потекли слезы.