Моя первая «средневековая» битва ожидаемо началась с перестрелки. Лучники и арбалетчики врага быстрой рысью оторвавшиеся от тяжелой пехоты встали на дальности полета стрелы, которую им мило указали коллеги из нашего лагеря и по возможности, прикрываясь павезами, начали кидать болты и стрелы в ответ.
Между формациями было хорошо так за сотню метров ни о каком робингудстве с прицельной стрельбой естественно не могло быть и речи — обе стороны стреляли друг по другу навесом куда бог пошлет, однако наших лошадок слуги на всякий случай отвели назад. И бинокль я тоже маленькому Даннеру вручил, повелев сунуть сумку с ним под кольчугу и беречь пуще девственности. От такой неожиданной пошлости мальчуган покраснел как помидорка. Несмотря на всю серьезность момента у меня нашлась секунда вздохнуть и порадоваться за наивную и не испорченную грязными сайтами всемирной паутины Хейенскую молодежь. Тут если что о взаимоотношениях полов и смотрят, то только вживую.
В принципе павез в роте было достаточно и без помощи изготовленными по месту с графской стороны, однако от них мы тоже не отказывались. Свое на повозках может и дальше полежать, а чужое не жалко и выкинуть. И совершенно другой вопрос, что подобное чужое сделано с всем понятным качеством, что в итоге приводит к совершенно фантастическому по накалу всплеску эмоций, когда ланцетообразный наконечник стрелы пробивает «плетенку» павезы и останавливается не далее чем в трех сантиметрах перед твоим левым глазом. Причем точно посредине глазной «амбразуры» барбюта, лицевую часть которого ты не вовремя вверх поднял. Короче говоря, с этим обстрелом я чуть было не пошел по пути «недоброй памяти слепца» Яна из Троцнова[43] и не сказать, что это меня сильно обрадовало.
Тем ни менее, закидывали нас стрелами не так уж и долго и не сказать что сильно густо, пусть даже подход к линии стрелков врага тяжелой пехоты перестрелки не остановил. «Стрельцы», частично не прекращая кидать стрелы и болты, просочились в интервалы между ротными каре, после чего те лихо перешли на бег. Нанятые нашим врагом наёмные отряды оказались на удивление неплохи.
Пока набежавшие солдаты барона рубили, ломали и разбирали выставленные перед нами инженерные заграждения, теперь уже у наших стрелков нашлось время уйти во вторую линию. Свое дело они сделали — отбить атаку одной стрельбой им было сложно, однако крови врагу они сумели пустить изрядно. Также как впрочем, и пролить своей. И вышедшие в первую линию «мусорщики», как бы мы к ним презрительно не относились, тоже не подвели. Непосредственный момент сшибки четко определился на звук — лязгом железа по железу наложившимся на человеческий крик.
И вот тут, к моему удивлению — все и замерло. Нет, далеко не рукопашная, бойцы насколько у них хватало сил и возможностей, убивали друг друга, вот только два столкнувшихся между собой строя как стояли, так и продолжали стоять на расстоянии удара копья и алебарды. Скверно обученных и одоспешенных бойцов ан Динхольма защищали большие щиты, шлемы, поножи и три ряда копейных рожнов, в то время как с другой стороны им противостояли доспехи и разнообразное колюще — рубящее оружие.
Комплексы вооружения сторон довольно заметно различались, и с ходу совсем нельзя было сказать, что лучше в бою. Стена щитов отлично защищала набранную в «мусорки» нищету, а копья в принципе имели приемлемую эффективность. В ротах первого разряда больше напирали на повышение алебардами и глефами ударно — наступательных возможностей, а защищали людей исключительно доспехи, которые в первых рядах «безымянных» рот до тех пор пока не рухнет строй, фактически были не нужны.
В итоге две встретившиеся формации солдат начали тупо месить друг — друга лоб в лоб чем придется и что особо печально, какое — то время без особых успехов, ибо потери выбитых из первой шеренги бойцов тут же восполнялись из глубины.
Те раненые, что сохранили возможность к передвижению несколькими неровными струйками тянулись назад, в лагерь. Некоторые из них, к чести людей ан Динхольма тащили с собой не могущих самостоятельно передвигаться товарищей. Конечно же, к сожалению далеко не всех. Брошенные тяжелоранеными солдаты, по сути, не были никому нужны и разве что, насколько хватало сил, пытались выползти из — под топчущих их ног. Им практически даже никто не помогал — после алебард с натуральными ручьями крови при каждом удачном ударе помочь серьезно раненому бойцу мог либо колдун, либо немедленная отправка на операционный стол хорошо оборудованным реанимобилем. В чем по известным причинам ощущался некоторый дефицит. Честно сказать при таких ранах я даже немного затруднился с вопросом — поможет ли мне самому, что случись, повешенный на пояс комплект первой помощи с его жгутом, бинтами и гемостопом. Врача то у нас в роте не было, да и на срочную хирургическую операцию надеяться не приходилось.