Дороги старушки Европы

— Слушай мальчика, он изрекает совершеннейшую истину, — хохотнул Мак-Лауд. Гай закатил глаза, но вступать в спор не решился. — Теперь глянем на наше дело. К нам в руки угодила некая вещь, явно очень дорогая. Зато наши противники держат у себя человека, которого нам желательно видеть живым и на свободе. Они хотят получить то, чем владеем мы. Мы не хотим это отдавать, но не прочь вернуть нашего человека. Как поступить?

— Не знаю, — растерянно сказал сэр Гисборн. — Наверное, придется расстаться с бумагами… Да, но что мы скажем дома, в Лондоне? Выходит, сундуки, лоншановы они или нет, отдавать нельзя. Как же тогда мистрисс Уэстмор?

— Придется крутиться, как червяк на крючке, — Дугалу, казалось, даже нравилось придумывать себе и компаньонам новые трудности вдобавок к имеющимся. — Надеюсь, вы поняли главное: мы не станем менять архив на женщину. Придется любым способом убедить наших соперников, что мы не шутим и, не моргнув глазом, пожертвуем мистрисс Уэстмор. Да не корчите таких страдальческих рож, ничего с ней не случится! В нынешней заварушке она теперь самый важный человек. Без нее невозможны никакие переговоры. Если нам немедля не предъявят ее, живую и здоровую, они и клочка бумажки из этих сундуков не получат, неужели не понятно? Когда мы ее увидим и побеседуем, тогда будем соображать, как быть дальше. В крайнем случае сунем им в зубы часть архива — авось подавятся.

— По-моему, будет лучше, если нам удастся создать впечатление, что мы не располагаем этими бумагами, — задумчиво проговорил мессир Бернардоне-младший, шестым или седьмым чувством угадав, что с этого мгновения его безмолвно включили на равных правах в компанию. — Например, что мы заранее спрятали их в определенном месте, которое откроем только при выполнении наших условий…

— Или не откроем. Правильно! — одобрил Мак-Лауд. — Для правдоподобия помашем у них перед носом несколькими листами… Гай? Эй, что с тобой?

— У меня от ваших коварных замыслов уже голова кругом идет, — честно признался сэр Гисборн. — Я понимаю, что вы правы и что иногда приходится действовать… скажем так, не вполне законно. Однако все эти рассуждения о допустимости лжи…

— Не бери в голову, — отмахнулся Дугал. — Понимаешь, если бы можно было обойтись без излишней словесной чепухи, я бы только порадовался. Но такое уж у нас везение. Придется потерпеть. Мне, сам понимаешь, особого доверия никто не окажет, так что большинство разговоров падает на тебя. Мистрисс Изабель трудно назвать прекрасной девицей, но вытащить из неприятностей ее необходимо.

— Не спорю, — вздохнул Гай. — Просто сомневаюсь, что у меня получится.

— Почаще напоминай себе, что в противном случае не видать нам никакой Палестины, как своих ушей, — с некоторым злорадством посоветовал компаньон. — Мы же тут, считай, никто. Чужаки в чужой стране, сгинем — ни одна живая душа не вспомнит. Я-то давно привык, что могу полагаться только на себя…

— Похоже, я скоро тоже начну привыкать, — мрачно сказал сэр Гисборн. Франческо посмотрел на них обоих извиняющимся взглядом, словно хотел попросить прощения за то, что невольно послужил причиной всех обрушившихся на компаньонов неурядиц, и начал собирать разлетевшиеся по всему столу пергаменты, снова перевязывая их шнурками и укладывая обратно в сундук. Гай рассеянно взял резную шкатулку, повертел в руках, открыл — ее выстеленная темно-лиловым фетром внутренность пустовала. Какую бы книгу не предполагалось сюда поместить, сейчас она находилась где-то в ином месте. Не исключено, конечно, что шкатулка сама по себе представляла ценность. Еще бы, желтоватая кость диковинного животного из Полуденных стран, покрытая мелким резным узором из переплетающихся иззубренных листьев, тонких веток и цветочных головок могла быть очень высоко оценена любителями редкостей. Сэр Гисборн не знал, когда и где могли сделать такую вещь, и тихонько спросил Франческо. Итальянцу хватило одного пристального взгляда и нескольких быстрых поглаживаний по бокам и крышке:

— Ромейская работа, около пятидесяти или шестидесяти лет назад. Кость лишь слегка изменила цвет. В таких шкатулках иногда держат дорогие книги, но чаще используют под драгоценности.

— Она принадлежала мистрисс Изабель? — почему-то сорвалось с языка у сэра Гисборна. Франческо немного подумал, вспоминая, и покачал головой:

— Не знаю. Во всяком случае, раньше такой вещи я у нее не видел.