Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба

Они снова сели, чумные, голодные, потускневшие под обжитым небом против этих больших слепых домов, которые источали ненависть. Они молчали: им только и оставалось молчать, отвратительным насекомым, пачкающим этот прекрасный июньский день. Терпение! Придет избавитель. Он очистит все улицы средством от насекомых. Лонжен показал на ставни и промолвил: «Они ждут, когда фрицы придут избавить их от нас». Ниппер откликнулся: «Держу пари, что с фрицами они будут любезнее». И Гвиччоли: «Еще бы! Если уж и быть оккупированными, так лучше, если это будут победители. Так веселее, и потом, торговля пойдет на лад. От нас же только несчастья». «Шесть детей, — сказал Латекс, — старшему семь лет. Я никогда их не наказывал». Гримо сказал: «Нас тут ненавидят».

Шум шагов заставил всех поднять головы, но они сразу же опустились, и майор Пра пересек улицу среди опущенных голов. Никто ему не отдал честь; он остановился у дома врача, и взгляды замерли на его подкладных плечах, когда он поднял железный молоток на двери и три раза постучал. Дверь приоткрылась, и он проскользнул в дом через узкую щель; от пяти часов сорока пяти минут до пяти часов пятидесяти шести минут все офицеры штаба по одному, напряженные и смущенные, проходили между солдатами, при их приближении все опускали головы и сейчас же приподнимали. Пэйен сказал: «У генерала праздник». Шарло повернулся к Матье и сказал: «Что они там затевают?» Матье ответил: «Заткнись!» Шарло посмотрел на него и замолчал. После прохода офицеров солдаты еще больше потускнели и поникли; Пьерне с беспокойным удивлением смотрел на Матье: он обнаруживает на моих щеках свою собственную бледность.

Послышалось пение, Матье вздрогнул, пение приблизилось.

Пока дерьмо лежит в горшке,
В комнате вонь будет всюду.

Тридцать молодцов показались из-за угла улицы, пьяные, без винтовок, без кителей и пилоток; они широким шагом спускались по улице, они пели, вид у них был злой и радостный; лица красные от солнца и вина. Когда они заметили этих серых личинок, тихо копошащихся у самой земли и поднимавших к ним многочисленные головы, они резко остановились и перестали петь. Здоровый бородач сделал шаг вперед; он был до пояса гол и черен, с шарами мускулов, на шее блестела золотая цепочка. Он спросил:

— Вы что, попередохли?

Никто не ответил; он отвернулся и сплюнул, он шатался, ему было трудно сохранять равновесие.

Шарло, близоруко щурясь, посмотрел на них и спросил:

— Вы из наших?

— А вот это из наших? — спросил бородач, хлопая себя по ширинке. — Мать твою так! Нет, мы не из ваших, не то нам было бы паршиво.

— Откуда вы идете?

Тот неопределенно махнул рукой:

— Оттуда.

— Там были потери?

— Сто чертей! Нет, потерь не было, кроме капитана, который удрал, когда запахло жареным, а мы сделали то же, только в другую сторону, чтобы его не встретить.

Парни позади бородача хохотали, а два молодца нахально запели:

Волочи яйца по земле,
А член в кулаке сожми.
Мы уходим на войну
На охоту за блядьми.

Все головы повернулись к окну генерала; Шарло испуганно замахал рукой:

— Замолчите!

Парни замолчали, так и не закрыв ртов, они покачивались, лица у них мгновенно стали изнуренными.

— Там офицеры, — пояснил Шарло, показывая на дом.

— Срал я на ваших офицеров! — громко сказал бородач. Его золотая цепочка блестела на солнце; он опустил взгляд на солдат, сидевших на дороге, и добавил:

— Если они вас достали, ребята, пошли с нами, а то они вас доконают.

— С нами! — повторили его товарищи. — С нами! С нами! С нами!

Наступило молчание. Взгляд бородача остановился на Матье. Матье отвел глаза.

— Так что? Кто идет? Раз, два, три!

Никто не пошевелился. Бородач с презрением заключил:

— Вы не мужики, а мудаки. Пошли, парни, я не хочу здесь покрываться плесенью: меня от них блевать тянет.

Они двинулись дальше: все расступились, чтобы пропустить их. Матье снова положил ноги на скамейку.

«Волочи яйца по земле…»

Все смотрели на окно генерала: несколько лиц приникло к оконному стеклу, но офицеры не показались.

«Мы уходим на войну…»

Они исчезли: никто не проронил ни слова; песня в конце концов затихла. Только тогда Матье вздохнул.

— Прежде всего, — не глядя на товарищей, сказал Ниппер, — это не говорит о том, что мы не уходим. Вот так-то!

— Нет, — возразил Лонжен, — говорит.

— О чем?

— Что мы не уходим.

— Почему?

— Нет бензина.

— Для офицеров он всегда есть, — заметил Гвиччоли. — Баки полные.

— А наши грузовики без бензина. Гвиччоли резко засмеялся:

— Естественно.

— Я вам говорю, что нас предали! — крикнул Лонжен, напрягая слабый голос. — Предали, выдали немцам, предали!

— Хватит, — устало сказал Менар.

— Хватит! — повторил Матье. — Хватит!

— И потом, черт бы вас побрал! — подхватил телефонист. — Перестаньте все время болтать об отступлении. Еще посмотрим. Все может быть.