Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба

«Откуда ты знаешь?» — «В санчасти есть весы». — «Тебе нужно прибавить в весе, — говорит Брюне. — Ты слишком мало ешь». — «А что делать?» — «Есть очень простое средство. Каждый будет отдавать тебе часть своей порции». — «Я…» — начинает наборщик. Брюне прерывает его: «Считай, что я врач, и предписываю тебе усиленное питание. Все согласны?» — спрашивает он, повернувшись к остальным. «Согласны», — отвечают они. — «Хорошо, значит, по утрам ты будешь обходить каморки и собирать нашу складчину. Только без опозданий». Наклон и вращение туловища; через некоторое время наборщик уже шатается. Брюне хмурит брови: «Что еще?» Наборщик улыбается с извиняющимся видом: «Тяжеловато». — «Не останавливайся, — говорит Брюне. — Главное — не останавливайся». Туловища вращаются, как колеса, голова вверх и потом между ног, затем опять вверх и снова между ног. Довольно! Они ложатся на спину, чтобы сделать упражнения для живота, закончат задним мостиком; это их забавляет, им кажется, будто они занимаются американской борьбой. Брюне чувствует, как работают мышцы, долгая легкая боль тянет ему пах, он счастлив; это единственный хороший момент дня, черные балки потолка катятся назад, солома прыгает ему в лицо, он вдыхает ее желтый запах, его руки прикасаются к ней далеко-далеко впереди ног. «Давайте! — подгоняет он. — Давайте!» — «Тянет», — говорит стрелок. — «Тем лучше. Давайте! Давайте!» Он встает: «Твоя очередь, Марбо!» Марбо до войны занимался американской борьбой; по профессии он массажист. Он подходит к Деврукеру, хватает его за талию; Деврукер смеется от щекотки и падает назад, запрокинув руки. Теперь очередь Брюне, он чувствует эту теплую хватку на своих боках и отбрасывается назад. «Нет, нет, — говорит Марбо. — Не сжимайся. Тут нужна гибкость, черт побери, а не сила». Брюне вытягивает бедра, раздается хруст, он слишком стар, слишком напряжен, он едва касается земли кончиками пальцев. Он встает все же довольный, он потеет, поворачивается к ним спиной и подпрыгивает на месте. «Остановитесь!» Он резко оборачивается: наборщик потерял сознание. Марбо осторожно кладет его на солому и говорит с легким упреком: «Для него это слишком тяжело». —

«Да нет, — раздраженно возражает Брюне. — Просто у него нет навыка».

Впрочем, наборщик открывает глаза. Он бледен и с трудом дышит. «Ну как, дружок?» — заботливо спрашивает Брюне. Наборщик доверчиво ему улыбается: «Порядок, Брюне, порядок. Я прошу прощения, я…» — «Ладно, ладно, — говорит Брюне, — все будет в норме, если ты будешь больше есть. На сегодня все, ребята. А теперь спортивным шагом марш в душ». В трусах, взяв под мышку одежду, они бегут к шлангу; они бросают одежду на палаточное полотно, делают из него непромокаемый сверток и принимают душ под моросящим дождем. Брюне и наборщик держат металлический наконечник и направляют струю на Марбо. Наборщик бросает на Деврукера озабоченный взгляд и, кашлянув, сообщает Брюне: «Мы хотели бы с тобой поговорить». Брюне поворачивается к нему, не выпуская наконечника; наборщик опускает глаза, Брюне слегка раздражен: он не любит внушать кому-то страх. Он сухо говорит: «Сегодня в три часа дня, во дворе». Марбо растирается лоскутом от гимнастерки цвета хаки и одевается: «Эй, ребята, есть какие-то новости!» Высокий чернявый человек разглагольствует среди группы пленных. «Это Шабош, секретарь, — говорит очень возбужденный Марбо. — Пойду узнаю, что там». Брюне смотрит, как он удаляется: дурак, даже не удосужился замотать обмотки: держит их по одной в каждой руке. «Как ты думаешь, что это?» — спрашивает наборщик. Он говорит равнодушным тоном, но голос его выдает: таким голосом они говорят сто раз на дню, это голос их надежды. Брюне пожимает плечами: «Может, русские высадились в Бремене, или англичане попросили перемирия: это ничего не меняет». Он неприязненно смотрит на наборщика: паренек умирает от желания присоединиться к остальным, но не смеет. Брюне не растроган его робостью: «Как только я повернусь спиной, он сбежит туда, станет перед Шабошем, вытаращив глаза, раздувая ноздри, широко открыв уши, будет внимать всеми дырками». «Полей на меня», — просит Брюне. Он снимает трусы, его плоть ликует под влажным градом, шариками града, миллион маленьких шариков плоти, сила; он растирает тело руками, глаза его устремлены на зевак;

Марбо проскользнул в середину группы, он поднимает к оратору курносый нос. Боже, если бы только они могли утратить надежду; если бы только им было что делать.