Дороги свободы. Том 2. Отсрочка

— Что случилось, месье Серено? — спросил он.

— Я вас спрашивал, скоро ли вы закончите.

— Дело движется, — ответил Эмиль, — еще пара минут.

Он не торопился сызнова копать, с дерзким любопытством смотрел он на Даниеля. Даниель встал, от страха его била дрожь:

— Не утомительно копать на солнце?

— Я к этому привычный, — сказал Эмиль.

У него была прелестная грудь, немного жирная, с двумя махонькими розовыми пупырышками; он облокотился на лопату с вызывающим видом; в трех шагах… Даниель испытал странное наслаждение, более терпкое, чем обыкновенное сладострастие; этот Взгляд.

— А для меня слишком жарко, — сказал Даниель, — я пойду в дом немного отдохнуть.

Он слегка наклонил голову и поднялся по крыльцу. Во рту у него было сухо, но он решил: в своей комнате, задернув шторы, закрыв ставни, он возобновит эксперимент.

Семнадцать часов пятнадцать минут в Сен-Флуре. Госпожа Аннекен провожала мужа на вокзал, они пошли по крутой тропинке. Аннекен в спортивном костюме с рюкзаком через плечо; он надел новые туфли, которые ему жмут. На полпути они встретили госпожу Кальве. Она остановилась у дома нотариуса, чтобы немного отдышаться.

— Ах! Бедные мои ноги, — сказала она, заметив их. — Совсем становлюсь старухой.

— Вы свежи, как никогда, — возразила госпожа Аннекен, — немногие поднимаются по тропинке, не отдохнув.

— И куда вы так спешите? — спросила госпожа Кальве.

— Увы, Жанна! — воскликнула госпожа Аннекен. — Я провожаю мужа. Он уезжает, его призвали!

— Не может быть, — сказала госпожа Кальве. — А я и не знала! Но ничего не поделаешь! — Господину Аннекену показалось, что она смотрит на него с особым интересом. — Это, должно быть, нелегко, — добавила она, — уезжать в такой прекрасный день.

— Пустяки! — отозвался Аннекен.

— Он очень мужественный человек, — заметила его жена.

— В добрый час! — напутствовала госпожа Кальве, улыбаясь госпоже Аннекен. — Именно это я говорила мужу вчера: французы будут вести себя мужественно.

Аннекен почувствовал себя молодым и отважным.

— Простите, — извинился он, — но нам пора.

— До скорой встречи, — сказала госпожа Кальве.

— До скорой ли… — покачала головой госпожа Аннекен.

— Да, до скорой встречи, до скорой встречи! — с упором повторил Аннекен.

Они продолжили путь, Аннекен шел быстро, и жена приостановила его:

— Тише, Франсуа, — у меня же сердце, я за тобой не поспеваю.

Они встретили Мари, сын которой служил в армии. Аннекен крикнул ей:

— Что передать вашему сыну, Мари? Может, я его встречу: я снова солдат.

Мари, казалось, была поражена.

— Иисусе! — всплеснула она руками.

Аннекен помахал ей на прощание рукой, и они вошли в здание вокзала.

Билеты пробивал Шарло.

— Ну как, месье Аннекен, — спросил он, — на этот раз будет большой бум-бум?

— Зим-бадабум, румба любви, — ответил Аннекен, протягивая ему билет.

Господин Пино, нотариус, был на перроне. Он крикнул им издалека:

— Что, едем в Париж пострелять барышень?

— Да. — в тон ему ответил Аннекен, — или нас постреляют в Нанси. — И серьезно добавил: — Меня мобилизовали.

— Ах, вот как! — воскликнул нотариус. — Вот как!. У вас что, военный билет № 2?

— Ну да!

— Смотрите-ка! — сказал он. — Ну, ничего. Скоро вернетесь, все это больше для вида.

— Я в этом не уверен, — сухо ответил Аннекен. — Знаете ли, в дипломатии бывают такие повороты, когда начинают фарсом, а кончают кровью.

— А… Вы что, готовы сражаться за чехов?

— За чехов или не за чехов, сражаются всегда понапрасну, — ответил Аннекен.

Рассмеявшись, они распрощались. Парижский поезд уже входил в вокзал, но господин Пино успел поцеловать руку госпоже Аннекен.

Аннекен поднялся в вагон без помощи рук. Он со всего размаха швырнул рюкзак на скамью, вернулся в коридор, опустил стекло и улыбнулся жене.

— Ку-ку, вот и я! Я славно устроился, — сказал Аннекен. — Места в купе много. Если так будет дальше, я смогу вытянуть ноги и посплю.

— В Клермоне наверняка сядет уйма людей.

— Боюсь, что да.

— Ты мне будешь писать? — спросила она. — Небольшое письмецо каждый день; не обязательно подробное.

— Договорились.

— Умоляю, не забывай надевать фланелевый пояс.

— Клянусь, — отчеканил он с комической торжественностью.

Он выпрямился, пересек коридор и спустился на подножку.

— Поцелуй меня, старушка.

Он сам поцеловал ее в толстые щеки. Она пролила две слезинки.

— Боже мой! — сказала она. — Вся эта…вся эта суета! Только ее нам недоставало.

— Ну! Ну! — сказал он. — Тш! Тш! Уж не хочешь ли ты… Они замолчали. Он улыбался, она смотрела на него, улыбаясь сквозь слезы, им больше нечего было друг другу сказать. Аннекену захотелось, чтобы поезд тронулся как можно скорее.