Дороги товарищей

— Я люблю! — отчаянно выпалила Женя. — Вот так — страшно, беспредельно. Уж-жасно просто!

Она зажмурилась.

— Кого? — спросила Людмила.

— Не скажу, не допытывайся. Это — моя тайна.

— Вот сумасшедшая!

— Это плохо… да?

— Это страшно, наверное…

— Ни чуточки! — воскликнула Женя. — Это радостно, чудесно! Земля преображается, все становится легким, понятным!.. Чувствовала ты это когда-нибудь?

— Я? — Людмила задумалась.

Открылась дверь, и в щель просунулась голова Сони.

— О чем вы шепчетесь? Меня так и разбирает досада: я же над вашим завтраком стараюсь, а вы без меня секретничаете. Женя, помоги мне наладить примус.

— Соня, чур, сухарник[18] приготовим по моему вкусу! — вскочив с кресла, вскричала Женя.

— Да я вовсе не сухарник задумала. Я угощу вас просто-напросто чаем, но зато каким — с клубникой!

— Ох, не люблю я чай, даже с клубникой! Давай устроим сухарник!

Женя исчезла за дверью, так и не закончив разговор о любви. Людмила осталась одна. Покачав головой, она подумала: «Девчонка ты, Женька, совсем еще девчонка!»;

По праву старшинства, она, конечно, могла не отвечать на Женькины наивные вопросы. Любит она кого-нибудь или нет — это уж ее дело.

Внимательно, до последнего листа просмотрев альбом, Людмила в конце его обнаружила ученическую тетрадь, озаглавленную: «Твое заветное желание». Первая страница ее открывалась фразой: «У меня нет другого желания, как жить и трудиться в нашей хорошей стране». Ниже кто-то грозно вопрошал: «Кто писал?! Потрудитесь ставить фамилию или хотя бы инициалы!!!» Еще ниже микроскопическим почерком утверждалось: «Писал, конечно, Сашка, даю голову на отсечение! Ну, Сашка, отзовись!» А в самом низу значилось: «Прошу не хулиганить, Гречинский. Писал я. Никитин».

На второй странице поместилось пять записей:

«Если бы мне удалось прожить жизнь, как прожил ее Николай Островский! Всем сердцем стремлюсь к этому! Соня К.».

«Не мыслю даже и в минуту сомнения, что не увижу все страны света, все моря, горы, реки, знаменитых людей и т. д. Не хочу прожить жизнь обыкновенно. А потом, разве человек способен публично высказать свое заветное желание? Об этом не говорят. К. Павловский». (В скобках кто-то добавил карандашом: «Эстет и декадент[19], в чем и расписуюсь»).

«Хочу есть. Честное слово! Это мое искреннее желание. Соня, накорми! Нина Яблочкова». (Тем же карандашом было в скобках дописано: «Обжора! Съешь кукиш с маслом!»)

«Чепуха и так далее. Юков».

«Р. S. Что за безобразие! Кто это хулиганит карандашом? Сторман, ты? Стыдись!»

Следующая страница была еще интереснее:

«Юкова нельзя допускать в заветную тетрадь! Категорически протестую! Нина».

«А сама-то хороша! Оголодала! Есть просит! Заветное желание, называется. Сторман».

«Повторяю: чепуха и так далее. Если ещё раз поднесете тетрадь, напишу и не такое. А ты, Нинка, берегись! Юков».

«Ху-ли-ган! А еще комсомолец! Н.»

«Давайте посерьезнее. Хочу быть смелой. Е. Румянцева».

«И только?».

«И мужественной».

«Мое желание — преобразовать природу. Я буду агрономом. Очень хорошая должность! Б. Щ.»

«Б. Щ., Б. Щ. Борис Щукин, наверное? — догадалась Людмила. — Боря Щукин! — Она раскрыла альбом в том месте, где была фотография Щукина, и долго с улыбкой смотрела на нее. — Скромно, как всегда. Должно быть, чувство гордости ему несвойственно».

«А это — хорошо?» — через минуту спросила она себя.

Каховка, Каховка, родная винтовка,
Горячая пуля, лети![20]

С этой песней в комнату влетела, прыгая на одной ножке, Женя.

— Фу, метеор! — поморщилась Людмила. — Да ты совсем как маленькая!

— Милая Люся! — Женя подбежала к Лапчинской, обхватила горячими, ловкими руками ее шею. — Проходит последний год моего детства! Через год я буду студенткой, упрямой, усидчивой, серьезной. А теперь я еще девочка, девочка, девочка!

Женя, придерживая подол юбки пальцами, завальсировала, приговаривая:

— Девочка, девочка, девочка!

— А здесь пишешь: хочу быть мужественной.

— Не в смысле воз-му-жа-лос-ти, — нараспев сказала Женя, — а в смысле твер-до-сти. Вот, вот, вот! Желание быть мужественной не мешает мне оставаться девочкой. Яс-но те-бе?

Вдруг Женя подошла к окну, села на подоконник и, глядя в сад, замолчала.

О чем она думала?

Игрушечным пароходом между сказочных берегов проплывает короткое детство. Сверкнет на солнце, загудит прощально и уйдет по речной глади в синюю безоблачную дымку. Уйдет, а ты, провожая его внимательными глазами, сойдешь на новый радостный берег, выберешь с ликующей опаской в сердце свою дорожку и, как только сделаешь два-три шага, — идешь, уже не оглядываясь…

Может быть, об этом думала Женя?

АРКАДИЙ ЮКОВ, ГЕРОСТРАТ И КАРМАННОЕ ЗЕРКАЛЬЦЕ

Аркадий Юков хотя и не ходил на пруд ловить карасей, но тупичок возле дома Сони Компаниец знал.