— Пожалуйста… Слово имеет… — он в замешательстве наклонился к одному соседу, потом к другому и наконец объявил: — Слово имеет товарищ Гвоздин, наш новый председатель райпотребсоюза.
Зал следил за Гвоздиным. Когда он, невысокий, проворный, выбежал на сцену, по рядам прошел говор:
— Гвоздин? Верхнеобский?
— Он самый…
Тем временем Иван Александрович встал на трибуну. Опустив глаза, задумался.
— Откровенно говоря, доклад мне не понравился. Кажется, товарищ Грачев начал не с того конца. Ведь главное — не в скоте. Главное — в людях. С людей и надо было начинать…
В зале стих шепот, прекратились шорохи. Иван Александрович кинул быстрый взгляд на первые ряды, потом в сумеречную глубину…
— Сейчас создалась сложная обстановка. Сильные ветры забили долины снегом. Пасти скот нельзя, а запасов кормов мало. Единственный выход — подниматься выше. В горах снега меньше, а пастбища лучше. Все это понимают, но скот остается в долинах, худеет и гибнет. Почему такое происходит? Чтобы ответить на этот вопрос, надо изучить обстановку в каждом колхозе, понять каждого чабана, скотника, доярку. Например, в колхозе «Кызыл Черю» скот ушел на летние выпасы невзвешенным, и пастухи за нагул ни копейки не получили, остались, как говорят, на бобах. Теперь они в горы идти не хотят. Нет интереса. А мы доказываем им, что скот — наше главное богатство, что наш район животноводческий… — иронически протянул Иван Александрович. — Да разве они не понимают?
В зале засмеялись, а кто-то простуженным голосом крикнул:
— Правильно! Не дети малолетние!
— Мы привыкли много агитировать, — продолжал Гвоздин. — Это хорошо, конечно. Но агитация бывает сильной, когда она отвечает интересам народа. Об этом мы иногда забываем. Вот и теперь товарищ Грачев забыл.
— Правильно! Забыл!.. — послышалось опять из зала.
Закончив выступление, Иван Александрович, бледный и потный от волнения, поспешно прошел на свое место.
— О, теперь заговорят, — услышал он у себя за плечом, но не обернулся, а лишь поморщился от неприятного запаха перегара табака.
Выступающих оказалось много. Председатели колхозов, заведующие фермами, чабаны, пастухи, доярки — все рассказывали о неполадках, требовали вмешательства и помощи.
В перерыве, когда Иван Александрович курил в фойе, к нему подошел Хвоев. В темно-синем, уже изрядно потертом костюме, он боком осторожно протиснулся между людьми, кашлянул и потер ладонью блестевшую под электрическим светом голову.
— Хорошо выступили. Расшевелили людей. Да… Хорошо. Кстати, как вы устроились? С семьей как?
— Никак еще, Валерий Сергеевич. Живу в кабинете. Все решается вопрос с квартирой.
Хвоев опять потер голову.
— Жить без семьи — не дело. Вы зайдите завтра. Попробуем решить поскорее. Заходите с утра, а то уеду.
— Спасибо, зайду.
В фойе вошла стройная высокая женщина. Окунаясь в сизое облако колыхавшегося дыма, она поморщилась.
— Душегубку устроили. Разве можно так?.. Себя не бережете.
Женщина окинула взглядом толпу. Заметив Хвоева, подошла к нему.
— Вы тоже усиленно глотаете дым? — укоризненно покачала она головой. — Вот пожалуюсь Вареньке. Влетит вам… Петра Фомича не видели?
— Он, кажется, в зале, Татьяна Власьевна, — сказал Хвоев.
Она пошла в зал. Когда дверь захлопнулась, кто-то, отвечая, очевидно, на вопрос, бросил:
— Жена Грачева. Врач… Видная женщина.
Глава вторая
Кончились зимние каникулы.
Клава Арбаева, увидев вышедшую из переулка одноклассницу Нину Грачеву, окликнула ее. Та оглянулась, помахала желтым изящным портфелем и замедлила шаги, а потом вовсе остановилась.
— Доброе утро!
— Да не совсем доброе. — Нина, глубоко вздохнув, улыбнулась. — Ох, и лентяйкой я стала, Клава! Насилу поднялась.
— Что делала? — спросила Клава. — Я собиралась к тебе зайти, да пожар на ферме случился. Слыхала? Два дня там прожила. Избенку для доярок ставили.
— Папа говорил… Вашего председателя ругал.
— Это почему же?
— Очень мне нужно знать… Вот погода сегодня отвратительная. И все каникулы так было. Пошла как-то в кино, а там морозище! Вся передрогла.
У Клавы не проходила обида за Кузина. Ведь председатель ночи не спит, старается. А, Нинка все равно не поймет…
— Приехал новый председатель райпотребсоюза, — как бы между прочим сообщила Нина. — Его сын будет в нашем классе учиться. Кажется, Игорем звать. Я его вчера видела. Интересный. Одет шикарно.
Клава, занятая своими мыслями, ничего не ответила. Она даже не поняла как следует, о чем говорит Нина.
Они поднялись на крыльцо школы, Нина постучала о стенку ботами, сбивая с них снег, а Клава обмела пимы растрепанным веником-голиком.
— Что-то никого не видно. Неужели опоздали? — Нина без особого беспокойства смотрела на Клаву. — Чей первый урок? Гусака? Ни за что не пустит!
Нина хотела открыть дверь, но она не поддавалась. Клава, чтобы помочь ей, тоже взялась за ручку. Вдруг плотно сдавленный снежок ударился в косяк, осыпав лица девушек мокрыми крошками. Второй — угодил Нине в шею, а третий — Клаве в плечо. У Нины выпал портфель. А Клава растерялась лишь на секунду, ее черные глаза загорелись.
— Мальчишки! Они там, за сараем. Бежим!