Я постепенно согревался и понимал, что пора идти. Куда? К своим, конечно. Я вздохнул — ну как в сказке, долго ли, коротко искать-то буду? Обследовав сумку, понял, что придется пускаться в путешествие практически налегке. Паек и компот — это хорошо, зажигалка тоже, блокнот и карандаши вряд ли помогут выжить, а уж набор ниток и иголок — разве что крючок удастся сделать — рыбы наловить. Я представил, какая тут рыбка может ловиться, и снова вздрогнул. Впрочем, нитка с иголкой пригодились. Оторвав у куртки подклад рукавов, я удлинил шорты — все же ноги теперь не голые — и зашагал куда глаза глядят.
Лес вокруг меня наполнялся красками, и я дико жалел, что нет компьютера, хотелось сразу же запечатлеть диковинные картины: лазурно-зеленую, муаровую, шартрезную листву; пятнами гуммигута и киновари вспыхивающие то тут, то там цветы с черными бархатными сердцевинками; нежно-прозрачные, на удивление узкие ручейки. Я приметил и насекомых — что-то среднее между стрекозой и бабочкой, радужное и быстрое, и гигантских пушистых сливочных многоножек, чьи рты напоминали распахнутые кошельки, и птиц, кажется. Если бывают птицы с зубами, конечно. Во всяком случае, зубастики летали.
«Парк Юрского периода», — подумал я и остановился, едва не вляпавшись в голубую паутину, которая больше была похожа на растянутую между деревьями рыболовную сеть, где уже трепыхалась стрекобабочка, ну да, размером с орла.
Меня остановил звук. Словно набегающая на гальковый берег волна, он начинался басовито — «И-И-И-И-И-И-И…», потом тоненько и жалобно — «и-и-и-и-и-и-и-и-и-и…», затем уже вовсе еле слышно, печально и безнадежно — «и-и-и-и-и-и-и-и…». И все сначала. Показалось, что кто-то стонет и зовет: «бо-о-о-о-о-ольно!»
Идти на звук я не собирался — мало ли как тут заманивают доверчивых жертв, но ноги сами вывели на край овражной прогалины, а за нею… Мама моя! Я осторожно выглянул из-за кустов и увидел монстра.
Огромная туша — размером с четыре хороших шкафа — лежала, видимо, на животе. Она была покрыта белой шерстью или перьями — не разобрать, на меня смотрела вытянутая «баранья» морда, которую вместо рогов венчали уши древней игрушки Чебурашки, кожаная бежевая носопырка, тоже бежевая складка губ, черная сомкнутая линия глаз. Именно эта туша и издавала жалобный, ковыряющий душу звук «и-и-и-и-и-и-и-и-и», а еще она колыхалась, словно медуза.
Я сделал пару шагов в сторону, снова выглянул. Да. Теперь я понял, что произошло. Зад туши накрыт свалившимся стволом дерева — нехилым по объему. Больно, конечно. Вероятно, дерево придавило монстра и раздробило лапы, если они у него есть — передних, во всяком случае, я не видел.
«Э, парень, вряд ли чем могу помочь», — подумал я, на автомате отнеся чудовище к мужскому полу. Существо вдруг распахнуло глаза, и я замер. Это… Это надо видеть, словами не передать. Огромные, с велосипедное колесо печальные очи с длиннющими спицами-ресницами — мокрыми, глянули прямо на меня. Полыхнул нежный голубой цвет с темным пятном зрачка.
Не знаю, что случилось, куда исчезло чувство осторожности, но через две секунды я уже стоял рядом с существом, всматривался в потрясающие жалобные глаза и трогал нашлепку носа со словами:
— Больно тебе, парень?
— Бо-ль-но те-бе па-ре-нь…
Я подпрыгнул на месте. Это кто? Местный попугай?
— Больно тебе… больно тебе, — твердил монстр певучим, немного механическим голосом, похожим на женский.
— Погоди… — я поднял руку, и туша тотчас умолкла.
— Ты кто? Ты разумный? — глупость, конечно, сказал, но как-то само вырвалось.
— Больно, — повторил он.
Я не успел отреагировать, как из шерстяной копны высунулись две тонкие лапы, покрытые белесой шерстью, на концах по четыре пальца, снабженных когтями величиной с книгу. Одна обхватила бедро, а другая… Другая лапа вдруг прикоснулась осторожно, погладила по груди, замерла, снова погладила, и обе «руки» убрались обратно в шерсть.
— Сейчас… — я засуетился, — сейчас попробуем что-нибудь сделать.
Что я мог сделать? Вот бы тут команду космического крейсера — две минуты, и существо было бы освобождено. Дерево мне не поднять — факт. Все же я толкнул его ногой.
К моему удивлению, ствол покачнулся. Я обрадовался, отломил толстую сучковатую ветку и стал действовать ею, как рычагом. Через час пыхтения усилия увенчались успехом — я умудрился сдвинуть ствол и скатить его с лап монстрика.
Все это время я разговаривал с ним. Конечно, он ничего не понимал, но мне почему-то было так важно сказать, чтобы он терпел, чтобы не отчаивался. Я пел песни, подбадривая, прежде всего, себя, болтал без умолку, рассказывая обо всем на свете: о космосе, о работе художника, о прекрасной девушке Марте и друге Сереге.
Как только я вытер пот со лба, существо тоже заговорило:
— Парень?
Мне послышалось, или в его голосе явно прозвучала вопросительная интонация?
— Не… больно… — сказал он, вздыхая совсем по-человечески. — Серега будет рад… и Марта…
Вот это да! Он усвоил произнесенные мною слова. Мало того, он смог из них сформулировать предложения. Вполне разумные. Но это я осмыслю потом — теперь нужно заняться его ножками.