Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке

Собственные интересы у женщин, растящих детей, чаще всего отодвигаются на задний план, размещаясь после интересов всех членов семьи, пишет исследовательница. Героини Гатрелл наделяют свои семьи исключительной ценностью, но это, по их признанию, не означает, что они желают всю оставшуюся жизнь посвящать удовлетворению чужих нужд и готовы отказаться от профессиональных идентичностей, которые зарабатывались годами. Маурин O’Доуэрти, исследуя нарративы женщин, переживающих послеродовую депрессию, пришла к выводу о том, что это расстройство является результатом неудачной попытки совпасть с идеалом «хорошей матери» и недостатка информации о проблемах, связанных с утратой прежнего образа жизни[50].

Безусловно, забота о детях может быть мобилизующим фактором, нести персональное развитие, радость и удовлетворение. Однако новейшая репродуктивная культура выдвигает беспрецедентные требования к родителям. Современные матери часто оказываются зажатыми между интенсивной заботой о членах семьи, растущими стандартами в профессиональной сфере и репрессирующей идеологией «хорошей матери», ведущей к замалчиванию сложностей. Для того чтобы выяснить, результатом каких общественных процессов явилось возникновение идеологии «хорошей матери» и какие значения составляют эту концепцию, ненадолго обратимся к «материнской теории».

«Материнская теория»

Корпус текстов, сформировавших теоретическую традицию в изучении материнства, был создан на волне женского движения 1970-х годов такими западными исследовательницами, как Нэнси Чодороу, Адриен Рич, Сара Раддик, Энн Оэкли. Но автономной дисциплиной «материнские исследования» стали лишь в последние два десятилетия. В 2006 году этот термин впервые ввела в академический обиход профессор Йоркского университета (Канада), глава Центра исследования материнства Андреа О’Рейлли[51].

Согласно психоаналитической концепции Нэнси Чодороу, распределение гендерных ролей, принятых за «норму» в большинстве современных обществ, усваивается в процессе воспитания и не имеет биологического обоснования[52].

Большинство авторов, разрабатывающих материнское направление в гуманитарных науках, опирается на тезис Адриен Рич, изложенный в ее знаменитой книге «Рожденные женщиной»[53]. Американская писательница, поэтесса и феминистка впервые обратила внимание на то, что термин «материнство» включает два понятия — конкретные отношения между матерью и ребенком и репрессивный социальный институт, предписывающий и контролирующий практики заботы.

Писательница и социолог Энн Оэкли подвергла сомнению доктрину биологического детерминизма, утверждающую, что все женщины испытывают потребность быть матерями, а все дети нуждаются в своих матерях. Ссылаясь на общества, в которых уход за детьми осуществляется коллективно или нянями, бабушками и дедушками, братьями и сестрами, Оэкли показала, что сценарии заботы, как и представления о потребностях, зависят от культурных и исторических условий[54].

Большой вклад в материнскую теорию внесла философ Сара Раддик, автор бестселлера «Материнское мышление»[55]. Ее инновационный подход состоит в понимании материнства как работы, связанной с заботой, традиционно выполняемой женщинами. В перспективе Раддик, матерью является любой человек, выполняющий материнскую работу. Ее логика позволила исследовательницам следующих поколений анализировать материнские практики отдельно от материнских идентичностей.

Опираясь на «Материнское мышление», последовательницы феминистской традиции различают материнство (англ. — motherhood) как социальный институт, оперирующий посредством законодательств, экспертов и репрессирующей идеологии, и материнствование (англ. — mothering) как совокупность опытов и практик заботы о детях. Милли Чендлер развила эту мысль и предложила рассматривать слово mother (мать) как глагол to mother (материнствовать, выполнять функцию матери)[56].

Обращаясь к местным реалиям, российский социолог Татьяна Гурко отмечает, что предметом советской социологии чаще являлась «воспитательная функция семьи» или «семейная социализация». Идеологический вопрос о «семейном воспитании» традиционно был встроен в приоритеты советской политики, направленной на созидание социалистического образа жизни. Термин «родительство» вошел здесь в научный лексикон в 1990-е годы, вместе с переводами западных текстов[57]. С этого времени анализ функционирования семьи с ее традиционной ролью женщины, совмещающей оплачиваемый и неоплачиваемый труд, становится предметом постсоветских гендерных исследований. В частности, закрепленные за советскими женщинами обязанности или «контракт работающей матери» были описаны исследовательницами Анной Роткирх, Анной Тёмкиной и Еленой Здравомысловой[58].