Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке

Обрамлением основных сюжетных линий служат разнообразные семейно-бытовые коллизии, в которые авторы помещают пациенток отделения. Несмотря на заметные усилия сценаристок показать беременных женщин разных возрастов, этнических групп и социальных классов, общее послание, складывающееся на протяжении всех серий, стандартно: материнство — вот истинное желание и предназначение всех женщин.

«Ой, мамочки» рисует мир, в котором романтические и семейные отношения благополучно опираются на традиционное гендерное разделение. Конфликты, неизбежно возникающие между нацеленными на реализацию в семье героинями и стремящимися избежать семейной ответственности мужскими персонажами, здесь беспрепятственно разрешаются. Идеалистическое сообщение, посылаемое создателями продукта, состоит в том, что любые сложности отступают перед романтической любовью. Счастливый финал предопределен и для врачей — доктор Вера беременеет после долгих безуспешных попыток, двое других ее коллег находят свои вторые половинки.

Подводя итоги данного раздела, отмечу, что результатом постсоветских трансформаций становится утверждение идеологии «интенсивного материнствования», которое приходит на смену культуре фатализма в отношении детской смертности, бытовавшего в начале прошлого века, и традиции советской эмоциональной сдержанности. Нынешняя идеология эмоционально вовлеченной и жертвенной материнской заботы соотносится с консервативной мобилизацией, происходящей в ряде постсоветских стран. Традиционалистский откат, в свою очередь, отражает неолиберальное сокращение участия государств в обеспечении благосостояния семей.

В этом контексте работа, связанная с заботой, репрезентуется главным смыслом жизни и обязанностью женщин. Профессиональная занятость матери в начале XXI века нередко изображается досадной помехой, препятствующей благополучному развитию детей. Но фантазия о непрерывной материнской опеке нереалистична в условиях современности. Более того, недостижимый идеал «хорошей матери», отвергнувшей все интересы, помимо домашних, внушает чувство вины современницам, совмещающим семейный и профессиональный труд. Подробному обсуждению расхождения официальной риторики и практик организации частной жизни посвящена следующая глава книги.

Глава 4 «Семейные ценности» против семьи, или Кто расшатывает «брачную лодку»?

В новом тысячелетии российские власти обстоятельно сконцентрировались на идеологическом регулировании частной жизни граждан и их сексуальности. Необходимость государственного вторжения в приватную сферу обосновывается нарастающей угрозой в отношении институтов, являющихся носителями российских «традиционных ценностей». Такими институтами, прежде всего, заявляются «традиционная» семья и Русская православная церковь[216].

Утверждение консервативной мобилизации стало очевидным в 2012 году, после того как в своем послании Федеральному собранию президент Владимир Путин призвал поддерживать «традиционные ценности». Вскоре стало понятно, что видится главным источником угрозы «традиционным ценностям». Уже в 2013 году в законодательную лексику были введены понятия «нетрадиционных сексуальных отношений» и обозначены меры по борьбе с ними[217].

Марианна Муравьева объясняет, что традиционалистский крен явился фундаментом для формирования новой национальной идентичности, основанной на идеях отчуждения и запрета. Гендер и сексуальность становятся здесь ключевыми категориями водораздела между тем, что означивается как «традиционное» и «пророссийское» и «нетрадиционное», а следовательно, и «антироссийское» по сути. Образ Чужого конструируется посредством дискредитации негетеронормативных субъективностей и опытов, которые описываются как чуждые «традиционно гетеронормативному российскому большинству»[218].

Между тем консервативная мобилизация не является уникальным российским трендом. Откат к традиционализму, облаченный в дискурс необходимости возврата к «семейным ценностям», наблюдался во многих западных странах в 1990-е годы, где он стал откликом на некоторые последствия процессов модернизации[219]. В то время как институт брака утрачивает свою монополию на экономическое выживание, сексуальные отношения и заботу о детях, распространяется система «гибкой» (проектной, фрилансерской) занятости, вследствие чего возрастают риски, характерные для нестабильного трудоустройства. Параллельно общим стремлением большинства государств является сокращение расходов, связанных с помощью семьям[220].

В ситуации, когда власти не могут гарантировать безопасности наиболее уязвимым социальным группам, в качестве «универсального решения» системных проблем предлагается идея возврата к однодоходной нуклеарной семье, которая была распространена в странах Западной Европы и США с 1950-х по 1960-е годы прошлого века. В этом контексте довольно парадоксальными выглядят попытки российских идеологов представить именно такой уклад жизни «традиционным» для России.