— Извините, видимо, вопрос не по адресу. Ладно, мне пора идти. Еще раз спасибо за беседу! И извините, если отвлек вас от дел.
— Да ничего. Всегда приятно поговорить с хорошим человеком. Да и какие у меня могут быть дела вечером.
Турецкий уже шел к выходу, а переводчик все бормотал ему вслед:
— Никаких дел… Абсолютно никаких… Вечер — время отдыха после трудов праведных, которыми нагружает нас день. Для людей искусства вечер — это…
Турецкий вышел из зала, изрядно утомленный болтовней переводчика, но и обрадованный тем, что не зря просидел в зале два часа. Его предположение оказалось верным. Если, конечно, переводчик не врал и не выдумывал.
Оказалось, что телефон выключен. Когда, спрашивается, успел?
Ругая себя на чем свет стоит, Турецкий включил телефон и быстро набрал номер генерала Яковлева.
— Александр Борисыч! — услышал он в трубке недовольный голос Владимира Михайловича. — Я тебе три раза звонил. Какого черта происходит?
— У меня телефон вырубился. Ну, что там с Плотниковым?
— Ребята съездили к нему на квартиру. Там только его жена и дочь. Жена сказала, что Плотников уехал в командировку. Я вызвонил его начальника — кстати, оцени мое усердие! — и выяснил, что никакой командировки нет. Твой Родион просто исчез.
— Когда?
— Вчера.
— Черт… — Турецкий сдвинул брови и нервно покусал губу, размышляя. — А как насчет дачи? — быстро спросил он. — У Плотниковых есть дача?
— Спрашивал. Жена говорит — нет.
— А какая-нибудь квартира в Москве? Может, друзья оставили им ключи… цветы поливать, за кошкой ухаживать? Об этом ты не спросил?
— Спросил, Саня, обо всем расспросил. Ничего такого. Ни дачи, ни цветов, ни кошки. Куда он отбыл — неизвестно.
— Гм… — «Думай, Турецкий, думай». Александр Борисович нахмурил лоб.
— Сань, ты еще здесь?
— Здесь.
— Что будешь делать?
— Не знаю, Володь. Нужно хорошенько подумать.
— Давай. Если понадоблюсь — звони.
Он купал женщину, не развязывая ей рук и не вынимая кляп изо рта. Срезал с нее всю одежду (одежду он тут же выбросил в мусорное ведро), потом усадил девушку в ванне, включил душ и минут десять поливал ее теплой водой, тщательно протирая тело намыленной губкой.
Мыло он на этот раз выбрал земляничное.
Женщина сидела в ванне, оцепенев от ужаса. Она не старалась освободиться, за несколько часом руки у нее просто затекли и онемели.
— Вот и молодец, — тихо приговаривал он, намыливая ей живот. — Будешь чистенькая, как кукла. И мы с тобой поиграем. Кстати. Забыл спросить — тебе нравится Тициан? А Рембрандт?
Женщина замычала и дернула головой.
— Что? Нет? — Он усмехнулся. — Хорошо. На этот раз мы, пожалуй, выберем что-нибудь другое. Как ты относишься… м-м… к Микеланджело да Караваджо?
Женщина молчала, с ужасом глядя на то, как страшная мускулистая рука намыливает ей груди.
— У тебя красивая грудь, — улыбнулся он. — Впрочем, я тебе, наверно, об этом уже говорил. Говорил?
Женщина снова замычала и отдернула лицо от струи воды.
— Ой, прости. Должно быть, вода попала тебе в нос? Ничего, чище будет. Так на чем мы остановились? Ах да — Караваджо. Караваджо был отличный художник. Родился он ровно на четыреста лет раньше меня — в тысяча пятьсот семьдесят втором году. Знаешь, в чем была его особенность? Нет? Караваджо всегда писал картины с натуры. С натуры, и только с натуры! Он не любил рисовать по памяти. Для работы ему нужна была плоть. Живая человеческая плоть! Ты меня слушаешь?
Женщина сидела в ванне ни жива, ни мертва. Мокрые волосы прилипли к лицу и ключицам. Тогда он заботливо откинул их с лица и пристально посмотрел девушке в глаза.
— Ты очень красивая. Пожалуй, самая красивая из всех, кого мне довелось… С кем мне довелось работать, — нашел он нужную формулировку. — Давай помоем тебе волосы. Обычно я их отрезаю, чтобы не мешали. Но ты — особый случай. У меня есть отличный шампунь от перхоти. У тебя нет перхоти? Неважно. Вот, посмотри!
Он взял с полочки флакон и показал девушке.
— Шампунь и ополаскиватель в одном флаконе! — торжественно произнес он. — Покупал в фирменном магазине. Видишь, я на тебе не экономлю. Давай сюда волосы… Да не бойся, я буду осторожен. Но глаза тебе лучше закрыть.
Продолжая бормотать себе под нос, он тщательно помыл женщине волосы шампунем. Потом зачесал волосы назад и сполоснул ей лицо. Оглядел лицо и удовлетворенно кивнул: