– Это случилось во время вашего отпуска. Вот почему ты написала мне письмо.
Лилиана помотала головой и торопливо проговорила:
– Нет, все не так, Фрэнсис.
– И писала ты вовсе не о своих чувствах ко мне. А о своей ненависти к
– Нет!
Но Фрэнсис уже отступила на шаг от кровати, мучительно складывая разрозненные факты в цельную картину.
– Когда инспектор сообщил нам про показания Чарли, когда нам стало ясно, что Чарли лжет, ты сразу все поняла. Почему же ты
– Не знаю. Я просто не могла,
– Ты стыдилась? Вот
Лилиана потупила голову, прикрыла глаза рукой:
– Пожалуйста, Фрэнсис. Не надо так.
Смятение Фрэнсис сменилось гневом – гневом такой чистоты и силы, что она сама удивилась. Такое ощущение, будто гнев давно уже жил в ней и только ждал сигнала, чтобы вырваться наружу. Она подумала обо всем, что сделала за последние десять дней, обо всех падающих стенах, которые лихорадочно подпирала. Вспомнила о пропасти, отделившей от нее Кристину, о подозрении в глазах матери.
Она услышала металлические нотки в своем голосе:
– Ты еще в отпуске поняла, что беременна. Ты знала, что беременна, когда нашла билеты. Так ведь?
– Перестань, Фрэнсис…
– Знала, да?
– Пожалуйста…
– Неудивительно, что ты решила избавиться от ребенка.
Лилиана вскинула голову:
– Что?… Нет-нет, это только из-за нас с тобой.
– Неудивительно, что ты ударила пепельницей со всей силы.
– Но… я же не хотела, ты сама знаешь. Это вышло случайно.
Фрэнсис пристально взглянула ей в глаза:
– Случайно ли?
И опять она не собиралась задавать этот вопрос, но как только слова вылетели – ясно осознала, что они тоже уже давно жили где-то глубоко в ней, не давали покоя, настойчиво требовали, чтобы их произнесли вслух. Они поселились там, когда… когда же? Когда инспектор Кемп сообщил про страховой полис? Или еще раньше? Еще в самом начале? Когда она впервые приложила ухо к обтянутой пальто спине Леонарда и не услышала ни слабейшего сердцебиения?
Лилиана напряженно смотрела через сумрачную комнату на Фрэнсис, словно читая ее мысли. С минуту она стояла неподвижно, потом вдруг вся обмякла. Точно подтаявшая свеча, поникающая в подсвечнике, она бессильно опустилась на корточки у кровати, бросив руки на стеганое одеяло и уронив на них голову.
– Я знала, что ты меня возненавидишь.
Фрэнсис начала поправлять манжеты перчаток – неестественными, дергаными движениями.
– Это не имеет значения, – услышала она свой голос, тоже дерганый и неестественный, – голос чопорной старой девы. – Сейчас речь не о нас с тобой. Мы должны думать об арестованном парне.
– Я бы отдала все на свете, лишь бы все исправить.
– Нам надо найти инспектора Кемпа.
– Я безумно хотела бы все исправить… не ради Лена, а ради нас с тобой. Не знаю, о чем я думала, когда схватилась за пепельницу. Знаю, что ненавидела его. Но разве моя ненависть превращает это в умышленное убийство? А как же моя любовь? Я люблю тебя сильнее, чем ненавидела Лена. Пожалуйста, Фрэнсис…
– Прекрати! – резко перебила Фрэнсис. – Ты только одно и повторяешь мне все время! С самого начала! Когда мы впервые пошли в парк – помнишь? Мы тогда едва знали друг друга. Но мы пошли в парк. А на обратном пути, когда поднимались на холм… ты пошла с безопасной стороны от меня. Ты пошла с безопасной стороны, Лилиана. Тогда я подумала: ах, как мило. Но с самых тех пор ты постоянно за меня прячешься. Так не может продолжаться вечно. Ты не можешь спрятаться за меня сейчас.
Должно быть, Фрэнсис слишком повысила голос: она осознала, что женщины внизу умолкли и прислушиваются. Лилиана, тоже вспомнив о них, подняла голову и взглянула на Фрэнсис, мертвенно-бледная от страха. Но чуть погодя выражение ее лица переменилось, стало спокойным, почти безучастным. Не сказав более ни слова, она поднялась с корточек, обошла кровать и начала собираться, неспешно, но решительно: засунула в рукав свежий носовой платок взамен мокрого; достала из комода жестяную коробку с деньгами, на минуту задумалась, сколько взять оттуда, наконец завернула монеты в банкноты и положила все в сумочку. Встала перед зеркалом, напудрила лицо и набрякшие веки. Подкрасила губы, слегка нарумянила щеки. Взяла щетку для волос и тщательно причесалась.
Фрэнсис наблюдала за Лилианой, нисколько ей не веря, каждую секунду ожидая, что она дрогнет, заколеблется, опять расплачется. Но нет, ничего подобного. Все с той же неторопливой решимостью Лилиана отодвинула занавеску, отгораживавшую нишу, обустроенную под гардеробную, и сняла плащ с вешалки.