После всего этого оглашение последнего протокола – показаний самого Спенсера Уорда – казалось простой формальностью. А ведь это единственные показания, точно не содержащие лжи, подумала Фрэнсис; единственный документ, к которому всем присутствующим следует отнестись с предельной серьезностью. Однако демонстрация дубинки отвлекла внимание публики. Люди позади Фрэнсис оживленно переговаривались в полный голос. Она обернулась и сердито посмотрела на них; они спокойно выдержали ее взгляд и продолжали разговаривать между собой. Даже тон инспектора теперь стал небрежным и безразличным. Да, подсудимый Спенсер Уорд признался в нападении на Леонарда Барбера, совершенном первого июля. Возможно, он действительно пригрозил проломить ему голову – он не помнит. Но он категорически отвергает другое обвинение. Дубинку он приобрел, чтобы убивать крыс и тараканов в здании, где живет. Он носил ее с собой для самообороны и никогда не применял в драке. И уж точно не применял ее против мистера Барбера пятнадцатого сентября. Он хорошо помнит тот день, потому что тогда у него сильно болела голова. Он находился дома со своей матерью и рано лег спать.
Невероятно, но на этом все и закончилось. Допроса свидетелей со стороны защиты не последовало. Инспектор закрыл свою папку. Судебный протоколист и репортеры еще с минуту писали. Затем судья повернулся к Спенсеру и сообщил, что, поскольку в настоящее время у него нет адвоката, он имеет право самолично допросить инспектора Кемпа. Желает ли он воспользоваться таким своим правом?
Парень не сразу сообразил, что обращаются к нему. Он тупо уставился на судью, который нетерпеливо заговорил снова:
– Вы обвиняетесь в особо тяжком преступлении, мистер Уорд. У вас есть что сказать суду в опровержение предъявленного вам обвинения?
Увидев, что глаза всех присутствующих устремлены на него, парень снова глупо заухмылялся.
– Ага, – сказал он. – Я этого типа не убивал. Но я бы с удовольствием пожал руку молодчаге, который это сделал.
Его приятели в зале громко расхохотались. Отец, дядя и брат Леонарда опять яростно зашипели. У Фрэнсис оборвалось сердце.
Судья, нимало не впечатленный, перевел взгляд обратно на инспектора Кемпа:
– Что ж, по совокупности представленных доказательств я нахожу основание для того, чтобы оставить подозреваемого под стражей на неделю. Насколько я понимаю, к концу указанного срока вы уже получите результаты лабораторного исследования? А мистеру Уорду к тому времени, полагаю, предоставят адвоката. Пока же вы можете препроводить задержанного в Брикстонскую тюрьму. Мистер Уэллс…
Он подозвал одного из судебных служащих. Сержант Хит повел парня прочь. Люди вставали и двигались к дверям; другие люди, шаркая, входили в зал и занимали освободившиеся места.
– Поторопитесь, пожалуйста! – кричал пристав, подгоняя народ жестами. В конце концов, он должен был следить за тем, чтобы день в полицейском суде шел своим чередом.
Фрэнсис поднялась со скамьи и стала пробираться к выходу в несколько оглушенном состоянии. Она ожидала, что ситуация прояснится, что дело так или иначе разрешится, к лучшему или худшему, – но все осталось по-прежнему. Она достигла дверей в вестибюль одновременно с Лилианой и ее родственниками, которые на сей раз охотно позволили Фрэнсис присоединиться к ним. Они вышли в вестибюль единой группой.
Миссис Вайни и Вера были красные от негодования. Ллойд так и кипел злостью:
– Вот же чертова шваль! Простите за выражение, мисс Рэй. Лютой порки – вот чего он заслуживает. Шкуру с него кнутом спустить – и то мало будет! Как подумаю о своих товарищах, погибших во Франции, когда такие вот выродки могут… Я сейчас говорил, мистер Барбер… – К ним приблизился отец Леонарда, а за ним следом Дуглас и дядя Тэд. Все вместе они отошли от дверей, чтобы не стоять в проходе. – Я говорил, что этого парня следовало бы хорошенько отодрать кнутом! Надо же, стоял там руки в брюки, жевал жвачку да нагло ухмылялся! Я видел, что у сержанта Хита кулаки чесались ему врезать. Меня и самого подмывало вломить мерзавцу.
Мистер Барбер, все еще вытиравший глаза платком, не смог вымолвить ни слова. За него ответил брат Леонарда, этим своим голосом, от которого Фрэнсис вся холодела.
– Да это ничтожество не стоит того, чтобы марать об него руки. Он мразь. Человеческое отребье! Слава богу, моей матери здесь не было, ни к чему ей лицезреть такого подонка. А вы видели
Несчастная женщина, сейчас имевшая вид еще более оторопелый и беспомощный, чем прежде, выходила через вращающуюся дверь. Заметив, что все они пристально на нее смотрят, она в нерешительности замедлила шаг, но потом поняла, кто они такие, или просто увидела неприкрытую враждебность на их лицах – и тогда понурилась, отвернулась и торопливо зашагала прочь, одна-одинешенька.
– Ах, да поможет ей Бог! – прочувствованно воскликнула миссис Вайни.