Читаем Дорогие гости полностью

А потом наступил последний день перед открытием судебного процесса – День Гая Фокса. В этом году праздник пришелся на воскресенье, поэтому костров никто не жег, к великому сожалению Фрэнсис, но поздним вечером в небо взвились фейерверочные ракеты, в нарушение устава Дня Господня. Фрэнсис немного постояла у окна в полутемной спальне, наблюдая, как вспыхивают, рассыпаются и гаснут разноцветные огни. Затем приготовила одежду на завтра и залезла в постель, готовясь провести очередную бессонную ночь. Но очевидно, Фрэнсис уже достигла крайних пределов собственного страха и вышла за них: она спала крепким сном без сновидений, проснулась утром всего лишь в легком волнении, умылась, оделась и съела завтрак, испытывая лишь слабую нервную дрожь, как перед экзаменами в школе. Вот беззаботно попрощаться с матерью перед уходом оказалось трудно. Хотя на самом деле не так уж и трудно, поскольку это было только начало и ей еще предстояло несколько прощаний. Шагая в сторону Камберуэлла и по Уолворт-роуд, жадно вглядываясь во все вокруг как в последний раз, Фрэнсис ясно чувствовала, что переигрывает, пережимает с эмоциями – словно актриса, вышедшая на сцену сразу после того, как узнала о своем смертельном диагнозе.

Дверь, по обыкновению, открыла Лидия; собачонка, по обыкновению, заливалась лаем. Лилиана, в элегантной шляпке и пальто, уже приготовилась к выходу – но равно ее сестры и мать. Они не отпустят Лил одну. Нет-нет, ни в коем случае! О чем она вообще думает? А вдруг ей станет дурно? Вдруг с ней опять приключится обморок? Это просто нечестно по отношению к бедной мисс Рэй! И да, кстати, почему бы не позвонить Ллойду? Еще есть время! Он увезет ее обратно домой, как только она даст показания в суде, пройдет через весь этот кошмар. А позже Лидия сбегает за вечерними газетами и…

– Нет, – отрезала Лилиана. – Нет. – Она опустила вуаль шляпки. – Я хочу так, а не иначе. Он все-таки был моим мужем. А значит, только мне и решать.

И тон ее был столь непреклонным, столь жестким, что сестры умолкли и даже мать смешалась.

Однако они все-таки настояли на том, чтобы проводить Лилиану хотя бы на улицу, когда подъехал таксомотор. За дверью сторожили несколько репортеров и газетных фотографов; несколько прохожих остановились поглазеть; покупатели вышли из лавки мистера Вайни, чтобы пожелать Лилиане удачи. «В точности как в день, когда мы поженились», – прошептала Лилиана, глядя через окно таксомотора на жалкую кучку людей, машущих руками. Но она обращалась скорее к оконному стеклу, нежели к Фрэнсис и после того, как автомобиль тронулся с места, не произнесла более ни слова. Пальто на ней было новое, черное с зеленоватым хитиновым отливом. Лицо под траурной вуалью казалось смутным и далеким. Фрэнсис оделась во все самое темное, что нашлось в гардеробе: серое прямое платье, темно-серый плащ. Она отмыла от грязи и до блеска начистила поношенные черные полусапожки – как будто начищенная обувь имеет какое-то значение, удрученно подумала она, уставившись на свои ноги.

Первое потрясение они испытали, когда пересекли реку и свернули с Ладгейт-Хилл: по улице тянулась очередь, упиравшаяся в двери Олд-Бейли – не жиденький ручеек посетителей, как обычно, а плотная толпа мужчин и женщин с сумками, шарфами и аккуратно свернутыми зонтиками.

– Они же не ради нас сюда явились, надеюсь? – сказала Фрэнсис.

Но еще прежде, чем она договорила, лица стали поворачиваться к ним, и очередь возбужденно зашевелилась, признав в Лилиане вдову убитого. Ко времени, когда такси затормозило у обочины тротуара, люди теснились и толкались, стараясь разглядеть прибывших, а полицейские энергично жестикулировали, требуя расступиться. Фрэнсис неловко выудила из сумочки несколько монет, расплатилась с водителем, и они с Лилианой торопливо вошли в здание.

Здесь их ждало второе потрясение: величественная роскошь интерьера. Взойдя по широким ступеням, они оказались в огромном, внушительном вестибюле, а оттуда поднялись по лестнице в мраморный холл с высоким куполом, вычурно декорированный и грандиозный, как неф кафедрального собора, где ощущаешь себя существом крохотным и ничтожным. Они стояли там в полной растерянности, пока к ним не подошел какой-то служащий. Миссис Барбер явилась для дачи показаний? Ей надобно проследовать с ним в комнату ожидания для свидетелей и оставаться там, покуда не вызовут. Другая дама может пройти прямо в зал судебных заседаний. Полицейский у двери пропустит ее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза