Дорогие мои, хорошие!… Стихи друзьям: оды, мадригалы, посвящения, поздравления, тосты, пародии и другие экспромты

Не долго дает ему краснобайствовать Веня Элинсон. Вот он уже преобразился в косноязычного Авдеича, героя битвы на Корсунско-Шевченковской дуге… Конферансье, эконом, политик. Объездил полмира, а вот поди ж ты: пообещал на эту книгу немалую сумму вместе со своим другом-индусом. Мы все думали, шутит, свихнулся, а он и в самом деле, того…

Известнейший музыкант, народный дружинник и радетель нарздрава Борис Чарный уже садится за рояль, а его единоутробная жена Татьяна, иволга упийской эстрады, выводит: «Красные корочки из микропорочки я тебе дарю…». «Без фонограммы?» — не верят гости.

Народные артисты, звезды эстрады УПИ Марк Шварц и Анатолий Зиновьев. Вновь дуются друг на друга из-за того, что поодиночке у них не выходит…

В дальнем углу — стоят кружком наши поэты: Борис Марьев (курит), Андрей Комлев (курит), Альфред Гольд (курит), Майя Никулина (курит). Каждый читает свои стихи, не слушая других. Гении!

Драматург Геннадий Бокарев, не найдя свободной тары, пьет прямо из меховой шапки. А ему не привыкать: однажды столкнул бульдозером винный ларек, три дня уралмашевская братва гужевала.

Раздается резкий звонок: Володя Дагуров из Москвы! Помните такого? Если кто-то не знает, рекомендую словами Ю. Лобанцева:

«Прекрасна жизнь у балагуров.
Ночь. Выпивка. Сентябрь. Дагуров
А будет ли фонарь, аптека —
Увидим при скончаньи века».

Ах, многих, многих еще можно вспомнить и назвать. Вот и еще гурьба гостей пожаловала. Но тут из телевизионного ящика — мудрый прокуренный басок Германа Дробиза, поднявшего заздравную рюмку: «Дорогие мои, хорошие!..»

5

И все же, согласитесь, интересно, что бы сказал об этой неординарной книжице Пушкин. Давайте, дорогой читатель, поступим так.

Присоединяйтесь к нашему застолью. Как говаривал А.Б., придешь с бутылкой — будешь гостем, выставишь две — хозяином. Продолжим наше пиршество и… Слышите, звон бубенцов? Коляска подкатила к дому Марика Михалевича. Дверь — нараспашку, и кого мы видим? В крылатке, в цилиндре и трость с серебряным набалдашником!..

— Здравствуйте, товарищ Пушкин! — говорит остолбеневший Макс.

— Здравствуй, племя младое, незнакомое! — отвечает поэт и представляет собравшимся свою прелестную спутницу Долли, «При толках твиста и бостона — царица муз и красоты!».

Обворожительная Долли, не отрываясь, смотрит на В. Дагурова. Владимир наполняет её туфельку шампанским.

— Уж полночь близится, — вздыхает, озираясь по сторонам, Александр Сергеевич.

— А Дробиза все нет! — ответствует хором толпа.

Нам было бы весьма интересно, — чокается с Пушкиным Анатоль Зиновьев, — знать мнение нашего высокочтимого классика о книге «Дорогие мои…», только что доставленной нам…

— Каков красавец, — любуется Пушкин Анатолем, — нет, не выродилась Россия, — он с нежностью ощупывает его головку. — Ну, а что касается сего издания, то… я бы сказал так: я не люблю изданий модных:

их ослепительная смесь —
нет, не для чтений благородных,
провозглашает только спесь.
Мне ж в этой книжечке уездной
настрой домашний и простой
милей болтливостью любезной
и безыскусной простотой.
Но мне бы хотелось, господа,
услышать ваших слов сужденье,
да и отстал я, к сожаленью, —
такие пронеслись года.
Заочна критика — не грех,
прошу высказываться всех.

Дагуров, лежа на диване и прикрывая Долли букетом фиалок:

— Мне кажется, рифма у Дробиза не всегда совершенна.

Пушкин:

— Но ведь еще я провозгласил, что отныне буду в рифму брать глагол. Кстати, молодой человек, вам говорит о чем- нибудь название «Черная речка»?

Голос с дальнего конца стола:

— Автор мог бы погуще юморку подбросить.

Пушкин:

— О чем шумите вы, кародные витии?… Вы грозны на словах — попробуйте на деле: где много смеху, чувства будет мене.

Гася Элинсон, с трудом оттягивая от тарелки двух породистых собак:

— А почему он так долго не обнародовал свои перлы?

Пушкин:

— Наивность я люблю девчат, но где же был индус тот славный, царей потомок, меценат, наш покровитель стародавний?

Николай Алещенко:

— Александр Сергеевич, не сочтите за труп… Может, я неправильно помер?… Как я понимаю, новое поэтическое предприятие Германа Дробиза вам все же по душе. Убедительно прошу, кратко для прессы…

Пушкин:

— Ну если в двух словах, то я бы выразился так: ай, да Дробиз! Ай, да сукин сын!

6

Неожиданно входит Герман. Оказывается, они давно знакомы с Александром Сергеевичем, еще по детскому саду. Они обнимаются. Молча глядят друг на друга. Они даже чем-то похожи, африканскими губами, смуглотой кожи, кудрявостью буйных волос (на голове), в том только и разница, что один — в очках, а у другого скомканый донжуановский список в руке…