Дорогие мои

Мне хотелось поскорее от него избавиться, но было как-то неудобно, ведь всё же учились вместе, на одном курсе.

– Ну, ты как? – опять пристал он.

– Да нормально.

– Я смотрю, ты артистом стал.

– Нет, – говорю, – артистом я не стал.

– Да нет, я смотрю, ты туда-сюда, ваще-то всё здесь знаешь. А где работаешь-то всё-таки?

– Дома, сижу – пишу.

– Значит, ты литературой занимаешься. Как бы мне тоже этот завод бросить. А где ты деньги-то получаешь?

– Как напишу что-нибудь, так и продаю.

– Получается, когда – густо, когда – пусто.

– Получается так.

– А это Боря – мой дружбан, – он показал рукой на амбала, который тоже был пьян.

Я не знал, что сказать, и спросил:

– Тоже МАИ закончил?

– Нет, пищевой, – откуда-то сверху ответил Боря.

– Да ладно, – сказал парень, – ты лучше познакомь меня вот с этой. – Он показал на мою знакомую актрису.

Только этого мне не хватало.

– Знаешь, – сказал я, – как-то неудобно.

– Да брось ты, познакомь!

– Я её не очень хорошо знаю, чтобы знакомить. Тут приблизился Боря и сказал:

– Кого бить будем?

– Да кого хочешь, – сказал мой знакомый, – вот хоть его.

Он показал на меня. Боря захохотал.

– До свиданья, – сказал я и отошёл.

Мы с подругой Тамарой получали пальто, и она заметила, что настроение у меня испортилось.

– В чём дело? – спросила Тамара.

– Да вот, поговорил с парнем, учились вместе, но так противно поговорили.

– Я слышала, как он ругался, они оба пьяные. Мы оделись и вышли из ЦДЛ.

Эти двое стояли у выхода. Я сказал им:

– До свидания.

Они ответили:

– Пока, – и пошли за нами.

Мы молча идём по тёмной улице. Вокруг – никого. Я слышу, как Боря говорит своему другу:

– Вообще-то, этот малый не сделал мне ничего плохого.

– Ну что, может, не пойдёшь?

– Пойду! – отвечает Боря. И они идут за нами. Остаётся шагов десять до поворота, и там уже свет и люди.

Боря догоняет нас.

– Извините, – говорит он моей подруге. – Можно тебя на минуточку? – это уже мне.

Я остаюсь.

Боря откуда-то сверху хватает меня за пальто, притягивает к себе и говорит:

– Ну что, Валер, бить?

Что мне было делать? Прохожих нет, кричать бесполезно, стыдно. Сопротивляться бессмысленно. Он в полтора раза больше меня. Я и до лица-то его не достану, тем более что их двое, и второй стоит наготове рядом.

– Бросьте, ребята, – сказал я, наверное, дрожащим голосом.

– А пусть он сам скажет, – произнёс Валера, уже готовый ударить.

– Бросьте, ребята, – снова сказал я и стал выдирать своё пальто из его цепких лап.

Я видел, что Валера вот-вот ударит, но, видно, ещё не совсем решился, а может, сообразил, что я могу его разыскать. Я вырвал пальто и пошёл. Ударить они так и не решились.

Вот и всё. Было очень стыдно за свой страх и беспомощность. Чего я только потом не придумывал. И как я со своими ребятами приеду к его заводу и встречу его. Я только спрошу его, за что они хотели меня избить. Я представлял себе, как я врежу ему по его ненавистной физиономии. Я это лицо видел ежеминутно в течение нескольких дней.

Чего я только не представлял себе! Ну, да ладно. К чему это всё? Главное, что мне тогда было страшно. Там, в темноте, когда один держал меня, а второй готов был ударить.

В детстве это всё как-то было проще. Подрались. Треснули тебя. Заплачешь и уйдёшь. Или подерёшься.

Однажды мы играли на дороге в хоккей. И я всё время мотал одного здоровенного парня. Я его обводил и забивал голы. А ему, видно, надоело, что я маленький, а играю лучше, чем он. Он взял и треснул меня по голове. А я, естественно, заплакал и пошёл домой. У дома меня, плачущего, встретила моя мама. Она взяла меня за руку и повела на дорогу, где мы играли. Хоккей там всё ещё продолжался.

– Кто? – спросила меня мама.

Я показал на Антипова. Она подошла к нему вплотную. Он стоял и улыбался. Он был на голову выше неё. Что она могла ему сделать?

Она не спрашивала: «За что?» Она развернулась и влепила ему пощёчину.

Улыбка слетела с его лица. Они стояли в сантиметре друг от друга. Лицом к лицу. У него сжались кулаки. Вокруг собрались ребята. Проходящая мимо бабка сказала:

– Дайте-ка ей, ребята!

А они стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза.

Вовка Моисеев сказал:

– Проваливай, бабка.

Антипов думал ударить или не ударить. Он мог сбить мою мать одним ударом, но не решился. Не смог её ударить. Он отошёл и больше никогда не трогал меня. Мама взяла меня за руку, и мы пошли домой. Я чувствовал, как дрожит её рука.

Наверное, ей тоже было страшно.

1972 год

Дача

В 84-м году я познакомился с ясновидящей Раисой Константиновной. Очень симпатичная женщина, экстрасенс, религиозный человек, пела в церковном хоре. Мы с ней и с её другом дьяконом ездили по разным подмосковным источникам. Однажды поехали под Загорск на водопад Гремячий.