Дорогие реликвии

— Какие-нибудь золотые! — поддержал его молчаливый конноармеец в малиновом чекмене с газырями на груди.

Симаченко заинтересовался словами запевалы. Хлопнув его дружески по плечу, он улыбнулся и сказал:

— А что ты думаешь? Займем Львов или Варшаву, там найдутся подходящие — от турок или татар еще.

— Какого-нибудь Ахмет-паши? С бою взятые! — придвинулся ближе длиннолицый.

Зражень презрительно сплюнул.

— Шикарные подарки! — покрутил головой молчаливый.

— Товарищу Буденному Семену Михайловичу. Товарищу Ворошилову Клименту Ефремовичу. А дальше, как положено по званию: командарму и так далее от бойцов Первой Конной, — проговорил с волнением Зражень. Стараясь удержать нахлынувшие чувства, он сорвал с головы кубанку с красным верхом, отороченным золотой тесьмой, и ударил ею о голенище сапога.

Бойцы молчали. Им понятен был порыв запевалы.

— Что же, хлопцы! Поговорили, помечтали и на покой! — прервал тишину Симаченко. — Завтра рано — поход.

В самом конце мая полки Конной армии встретились с белополя-ками. Встреча получилась жаркой. Буденновцы уничтожили вражеский пехотный полк, разгромили еще один и заняли ряд важных пунктов. А дней через пять Конная в полном составе, со всеми дивизиями, вонзилась в тело Второй польской армии. Разорвав ее на две части, она пошла гулять по вражеским тылам, по левую и по правую стороны.

Замелькали знакомые каждому с мальчишеских лет названия освобождаемых городов: Житомир, Бердичев, Киев.

Заметалась польская шляхта. Не выдержала соседняя, Третья армия белопольских захватчиков, поползла назад, сначала тихо, медленно, огрызаясь, а потом, заслышав у себя в тылу грохочущие пушки конников, покатилась, побежала, бросая винтовки, пулеметы, зарядные ящики и орудия.

— Смеялись над Конной Буденного, гады! — кричали разъяренные рубкой конноармейцы. — "Москали на одрах плетутся", — говорили. Ничего, свое получите. Мы вас научим уважать Конную Буденного!

Не стало Третьей армии пана Пилсудского — президента шляхетской Польши.

Не выдержала и Шестая его армия. Начала отходить.

А Первая Конная неслась и неслась вперед.

Новоград-Волынский… Ровно… Дубно…

Эскадрон Симаченко, песчинка в грозном движении Конной, мчался стремительно вместе с нею, оставляя позади себя села, деревни и города.

— "Мы идем вперед для освобождения крестьянина-труженика от польского пана. Наша война есть война освободительная", — читал Симаченко своим бойцам письмо командующего фронтом.

Конники свято исполняли этот завет. Зато и встречали их люди повсюду как родных и близких.

А еще недели через три, в самый разгар августа, буденновцы остановились у Львова.

Поблизости от богатого фольварка[2], километрах в тридцати от города, остановился на отдых эскадрон Симаченко.

В небольшой речушке, у мельницы, бойцы купали лошадей.

Неподалеку тянулось поле ржи, испещренное синими точками васильков.

— Ишь кивают как, словно здороваются! — ухмыльнулся Зражень, указывая товарищам на ржаное поле. — Будто на Кубани у нас, до чего хорошо!

Он нарвал букетик васильков. Два-три цветка неумело засунул за петличку гимнастерки у расстегнутого ворота. Остальные застенчиво протянул командиру и улыбнулся.

— Возьми, Владимир Иваныч! Будто глаза дивчины: синесеньки да гарнесеньки! — сказал он.

Командир взял букетик и с благодарностью взглянул на запевалу.

У края поля стояла тачанка. Из тех, что вошла в песню: "Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса! Пулеметная тачанка, все четыре колеса!" Сбоку курносо выглядывал пулемет.

Положив цветы на кожух пулемета, Симаченко сказал с ласковой усмешкой:

— Давай зови, запевала, ребят. Дело есть!

Скоро на дороге у тачанки собрался весь эскадрон. Симаченко взгромоздился на тачанку, помахивая над головой газетой.

— Тихо, братки, тихо! — успокаивал он шумевших бойцов. — Хочу порадовать вас! Запоздали, правду сказать, известия. Да лучше поздно, чем никогда.

Он развернул "Красного кавалериста" — армейскую газету Первой Конной.

— Известие первое! — крикнул он громко, чтобы все слышали. — От десятого июня. Из Баку. От товарища Орджоникидзе.

Бойцы молчали.

Было тихо-тихо. На знойном, безоблачном небе сияло солнце. Внизу бесшумно кланялась рожь, кивали головками васильки. Высоко в небесной синеве мелькнул жаворонок, пропел короткую песню и исчез.

— "С восхищением следим за боевыми действиями нашей славной Конной армии. Поздравляю с первым успехом. Крепко целую дорогого Буденного и Ворошилова.

Г. К. Орджоникидзе", — прочитал командир эскадрона.

— Ура! — пронеслось над полем.

— Теперь второе и главное! — мотнул Симаченко головой, поправляя кубанку. — Тоже с задержкой! По причине нашего с вами быстрого продвижения.

Бойцы весело засмеялись.

— Телеграмма! — громко читал Симаченко. — "Командарму Первой Конной товарищу Буденному. Члену РВС Первой Конной товарищу Ворошилову от Бакинского совета рабочих, красноармейских и матросских депутатов. Девятое июля тысяча девятьсот двадцатого года".