Дорогие спутники мои

Иные исследователи творчества Александра Твардовского склонны рассматривать Васю Теркина как ближайшего родственника Василия Теркина. При этом они основываются на текстовых совпадениях. В зачине знаменитой поэмы про бойца и в фельетоне из "На страже Родины" действительно есть совпадения в словах. Но сколь разны они по мысли!

В фельетоне говорилось:

Вася Теркин? Кто такой? 

Скажем откровенно: 

Человек он сам собой 

Необыкновенный.

В поэме читаем:

Теркин - кто же он такой? 

Скажем откровенно: 

Просто парень сам собой 

Он обыкновенный.

В тот день меня меньше всего занимали подобные сравнения. Нужно было идти к Твардовскому, говорить с ним. Однако высказанные в свое время Саянову замечания теперь казались мне ничтожными п у меня буквально не хватало духу на встречу с Твардовским.

Но - назвался груздем - полезай в кузов.

В номере у Твардовского было накурено. Видно, только что у пего было много гостей, и Александр Трифонович !выглядел усталым, под глазами набрякли мешки. Он казался старше своих лет.

- Так это, значит, вы хотите сделать поправки в родословной Васи Теркина? - улыбаясь, пожал руку мне Твардовский.

Я пытался что-то промямлить, по Твардовский, как мне показалось, безошибочно уловил мое состояние и пощадил меня.

- Наши военные газеты отслужили одну свою службу с честью - на войне. Но им предстоит и вторая - сверхсрочная, а может, бессрочная.

Твардовский говорил со мной так, будто знал меня давно и не раз уже возвращался к этой теме.

- Даже сегодня, когда многие из пас видят военные сны, эти подшивки - кладезь богатейший. С годами значение этого богатства будет увеличиваться. Почему бы вам не заняться изучением истории своей газеты, ее литературного наследия?

Вопрос был столь неожиданным, что я только пробормотал о занятости.

- Изучением литературы нужно заниматься профессионально и постоянно...

Твардовский досадливо поморщился от моих слов: видно было, что он хотел сказать то же самое, но без назидательности:

- Подшивка газеты, - объяснял он, - аккумулирует профессиональное умение всех, кто работал в редакции, в том числе и писателей. Конечно, и в военной газете главная обязанность писателя - поставлять литературный материал. Но как сотрудник печатного органа он обязан запиматься всем. Нередко факт, положенный в заметку, потом вырастал в рассказ, в повесть.

Слева направо - А. Прокофьев, Л. Леонов, А. Твардовский в Ленинграде

Твардовский не без иронии говорил о том, что появятся десятки диссертаций, написанных на основе изучения подшивок военных газет периода минувшей войны, но не всякий диссертант удержится от искушения пристегнуть вырезку из газеты только в качестве иллюстрации уже заданной мысли. Для дела же интереснее обратная зависимость: подшивка сама может подсказать много любопытных и важных тем. Такой поиск предпочтительнее...

Я побыл у Александра Трифоновича недолго. Да и Твардовский, очень усталый, не был расположен к беседе.

Но я ушел от него будто одаренный чем-то таким, что остается на всю жизнь.

Через несколько дней Виссарион Михайлович Саянов сказал мне:

- Твардовский тебе кланялся и шутил по поводу того, что ты забыл сказать о цели своего прихода.

Но мне показалось, что Александр Трифонович потому, может быть, и вспомнил меня, уезжая из Ленинграда, что я не стал морочить ему голову пустяками.

Воскресшие строки

Как-то Борис Лихарев заглянул ко мне в Ленинградский академический театр драмы имени Пушкина. На сцене шла "Оптимистическая трагедия", и мы пол-акта простояли в ложе, следя за тем, как большевистский комиссар сколачивал еще один полк революции.

- Всю жизнь я завидовал Всеволоду Вишневскому, - неожиданно признался Лихарев. - Нет, не славе его. И не книгам даже, а вот этому удивительному умепыо опоэтизировать каждый факт революционной борьбы.

Из театра мы вышли на Невский. В ночи матово плавились фонари. На широкие просторы проспекта откудато из-за Ладоги или с Пулковских высот накатывались запахи снега, подточенного теплым ветром.

- Вот, старина, опять скоро март, - сказал Лихарев. - А тот все не забывается. Помнишь?

Как же мне не помнить!

Тот март был в далеком тысяча девятьсот сороковом.

Во время войны с белофиннами я работал в газете 8-й армии. Штаб и редакция были расквартированы в маленьком, сжатом лесами городке Суоярви. Когда, возвращаясь с передовой позиции, мы смотрели с холма на городок, он, занесенный по самые плечи снегом, казался сделанным из папье-маше.

На правом фланге армии действовала дивизия, в которой саперным взводом командовал Борис Лихарев. Газета наша не раз писала о нем и его подчиненных. А в один из дней пришло известие, что Борис Лихарев награжден орденом Красного Знамени.

Мы давно пытались заполучить самого Лихарева в нашу редакцию. Теперь выпал подходящий случай, и редактор послал меня в дивизию за поэтом-ордепопосцем.