Дорогие спутники мои

И по сей день "на границе владений дедовских, на месте том, где в гору подымается дорога, изрытая дождями, три сосны...". Все, кто приезжает сюда, по-прежнему видят "и берег Сороти отлогий, и полосатые холмы", и "дуб уединенный... патриарх лесов"...

Я говорю "по-прежнему", забывая, что с той поры, когда бывал здесь Пушкин, минуло полтора века. Сколько нужно было любви к поэту, душевного богатства и сил, наконец, знаний, чтобы мы, сегодняшние гости Михайловского, увидели все вокруг таким, как было при нем!

А ведь прошло не только время. По Михайловским рощам, по берегам Сороти прокатила свои тяжкие катки война.

С. С. Гейченко среди своих самоваров

Музейные работники всегда казались мне волшебниками. Они разговаривают с нами, будто бы из "оттуда" - из минувших времен, разговаривают, как живые свидетели того, что было когда-то. Директор Пушкинского заповедника С. С. Гейченко - волшебник в деле своем. Он - поэт, и сердце его, ум, воля, доброта - во всем, что мы видим вокруг. Трудно представить, что здесь было пустынное пепелище. Тридцать лет Гейченко отдал на то, чтобы все стало на свое место - усадьба, сирень, вот эта трава в саду. Об этом подвиге пушкиниста можно говорить без конца.

Приведу только один факт. Цветы, которыми мы сегодня любуемся в Михайловском, не просто украшают заповедник. Они всегда, кажется, в целом с предельно возможной точностью передавали характерные особенности садово-паркового искусства пушкинских времен. Но директору заповедника этого было недостаточно. Он решил вырастить здесь точно такие же цветы, которые видел Пушкин. Как-то на сельской ярмарке Семен Степанович купил рукописную книгу безвестного псковича "Записки о земных произращениях, цветах и благовониях". В ней между прочим рассказывалось о том, что непременным украшением помещичьих садов в первую половину XIX века был редкостный ныне цветок "клен-малина". Гейченко нашел его в двадцати километрах от Михайловского, в бывшей усадьбе приятельницы Пушкина Евпраксии Николаевны Вревской (Вульф).

Так за каждым экспонатом стоят поиски, надежды и отчаяние, кропотливый труд, за каждым - история, - и относящаяся ко временам Пушкина, и самих находок.

Гейченко - редкостный рассказчик. Когда он "в ударе", его можно слушать, не замечая времени. Несколько лет назад мы предприняли попытку собрать эти рассказы вместе, чтобы издать их. Записанные на бумаге, они, конечно, утратили живое дыхание рассказчика, но тем не менее книга была издана. Она называлась "У лукоморья" и, вышедшая стотысячным тиражом, тотчас стала библиографической редкостью. Читатели буквально бомбардировали издательство требованиями переиздать ее. Вышло второе издание, но и оно не насытило книжный рынок.

Сегодня утром, когда на веранде дома Гейченко я сажусь на длинную лавку, поставленную вдоль стола, слева от хозяина, а Любовь Джалаловна потчует чаем, Семен Степанович хочет одарить нас еще одним рассказом.

По звенят колокольчики, подвешенные к входной двери. На веранду поднимается ранний гость. Семен Степанович встает навстречу ему. Они проходят в кабинет.

Через минуту-другую Гейченко возвращается.

- Что же это вы, друзья? - притворно сердится он. - Кончайте чаи гонять, иначе никуда не поспеем.

Час, когда мы выходим на большую поляну в Михайловском, ранний. В такую пору в городах еще спят.

С. С. Гейченко, хранитель Пушкинского заповедника в Михайловском

А здесь уже многолюдно. Кажется, за ночь поляна уменьшилась в размерах - так тесно обступили ее ларьки, палатки, автобусы. Весело вьется дымок из походных кухонь у буфетов. Нескончаем книжный прилавок. Продавцы только расставляют книги, а книголюбы уже тут как тут. Многие из них приехали из Москвы, Ленинграда, Риги, Пскова, Таллина загодя и ночевали поблизости.

Они хорошо знают: книгу, за которой охотишься год, можно будет купить здесь сегодня. Так уж повелось: лучшие книги специально придерживают для этого дня.

Растет размах книжной торговли. Вот несколько цифр: в 1970 году только магазинами псковского областного книготорга на Пушкинском празднике поэзии было продано книг на 11 тысяч рублей. На следующий год эта сумма возросла на две тысячи рублей. В 1972 году составила уже 21 тысячу. И что примечательно - наибольший спрос на книги Пушкина и других классиков. Сбылась мечта Некрасова:

Эх! Эх! придет ли времечко, 

Когда (приди, желанное!..) 

Дадут понять крестьянину, 

Что рознь портрет портретишку, 

Что книга книге рознь? 

Когда мужик не Блюхера 

И не милорда глупого - 

Белинского и Гоголя 

С базара понесет!

А чуть поодаль от книжных развалов звенит смех, музыка. Уже завертелись карусели. И в давние, еще пушкинские, времена карусель была обязательной принадлежностью каждой псковской ярмарки. Ныне эту традицию возродили. "Виной" тому, конечно же, Пушкин.