Дорогие спутники мои

Ты все сказал. Дополнить не могу. 

Ты позовешь, тогда откликнусь вновь я. 

Спрессованная ненависть к врагу, 

Ты, как стихи, не терпишь многословья!

Во время Великой Отечественной войны Борис Лихарев был зачислен в писательскую группу при Политуправлении фронта, до этого работал в газете "На страже Родины". Это была уже чисто журналистская работа, а нередко газетная поденщина, требовавшая предельного напряжения сил. Тогда, в блокированном Ленинграде, мы встречались часто. Я, как всегда, просил у Бориса стихов для своей газеты. Но стихов в запасе не было. Все, что делал Лихарев, шло в номер.

Я спешил их слагать 

В блиндажах у Дубровки, 

И лежала тетрадь 

На прикладе винтовки.

Здесь нет преувеличения.

Как-то мы встретились с Лихаревым на аэродроме. Он только что прилетел из Партизанского края. Мы плохо знали, как живут и действуют паши товарищи, оказавшиеся в глубоком фашистском тылу. Было известно, что в некоторых районах они восстановили Советскую власть, колхозы, что чуть ли не ежедневно пускают под откос вражеские поезда. Но то были большей частью общие сведения, без детализации, без фактов, переданных тебе очевидцем. А тут друг вернулся из Партизанского края!

— Ты знаешь, что больше всего меня поразило? - сказал мне на аэродроме Лихарев. - Бабка одна ко мне подошла и попросила: "Дай, родненький, советскую листовочку почитать. А то у пас все что ни повесят напечатанное, то все с угрозами - расстрел да расстрел".

Понимаешь, по нашему слову люди соскучились!

Б. Лихарев (слева) и В. Шефнер

Наверное, с той поры к многочисленным обязанностям Лихарева прибавилась еще одна - писать листовки. Стихи откладывались "на потом".

Одну из ночей мне пришлось коротать с Лихаревым в дзоте, расположенном на краю болота. Дальше этого дзота наших бойцов ие было.

В ту ночь Лихарев разговорился с пожилым солдатом и узнал, что у того есть сын. Он воюет на одном из южных фронтов и командует полком. Отец каждую неделю посылает письма сыну-полковнику и самым подробнейшим образом рассказывает о том, как тот должен руководить людьми.

— Понимаешь, - шептал мне, когда мы легли на нары, Лихарев, - это же - целая новелла!

Под утро в дзот ввалились саперы. Им предстояло проделать для разводчиков проходы в минных полях. Лихарев, как старший по званию, устроил саперам форменный экзамен, а когда начало светать, не утерпел и пополз вместе с ними к проволочному заграждению.

Так боевая командирская или журналистская работа все время "мешала" поэту Лихареву. Впрочем, за войну он написал немало стихов, но большинство из них не печатал в своих книгах. Почему? Он сам ответил на этот вопрос:

Мой отыщется след 

Там, где шли мы в походы, 

И в подшивках газет 

За блокадные годы. 

  

Там немало стпхов - 

Все я вспомнить не в силе - 

С описаньем боев, 

Указаньем фамилий... 

  

В наши мирные дни 

Нет их в книжном изданье, 

Погибали они 

Там, где рушились зданья...

Лихарев никогда не преувеличивал ценность своих стихов. Может быть, он действительно не успел написать лучших произведений о войне, как не смог этого сделать и на фронте, постоянно откладывая тетрадь со стихами ради других дел, не терпевших отлагательства. И все-таки многое из написанного им тогда не погибло, не похоронено в подшивках газет. Каждый раз, собираясь на праздник Победы, в годовщину прорыва или снятия блокады, участники ленинградской обороны непременно вспоминают стихи Лихарева, в которых запечатлено само время.

Так они обретают вторую жизнь, помогая ветеранам вспомнить пережитое, а нашим детям "увидеть" наше прошлое.

"...Мне нравится искусство бочара..."

Экспресс "Берлин - Москва" останавливается в Смоленске всего иа несколько минут, но я позвонил из Бреста Николаю Ивановичу Рыленкову. Николай Иванович обладал редкостной, теперь, как мне кажется, не часто встречающейся способностью слушать. Ему можно было рассказывать о чем угодно, и он всегда был - само внимание. Сидя в своем Смоленске, он пристально наблюдал за всем, что происходит в литературе, успевал прочитывать множество книг, журнальных статей, стихов. Я не помню ни одного случая, чтобы, начав с ним разговор о каком-нибудь молодом ленинградском поэте, успевшем где-то напечатать первые стихи, не услышал бы от Николая Ивановича обстоятельного анализа этих стихов. Он всегда испытывал желание помочь мне узнать больше, чем знал я до разговора с ним, разобраться в каких-то явлениях, подсказать, о чем непременно следует написать...