После войны однополчане и сверстники Кайсына Кулиева продолжали досматривать фронтовые сны, а он должен был говорить со своим народом, не отводя глаз, видя каждого собеседника, отвечать на вопросы, на которые не было и не могло быть ответа.
Кайсын задумывался:
Слово "отдых" здесь вовсе не уход с передовой в тыл.
Ответы не могли быть однозначными. Да и сами вопросы ставились скорее не для того, чтобы затем получить на них ответы. Вопросы - своеобразная кардиограмма сердца поэта.
Ручей Кайсына не растворился в безбрежных просторах поэзии, не утратил своего цвета и аромата. Слово Кайсына обладает волшебною силой. В своей прозаической книге, еще не завершенной, но создаваемой по законам поэзии, он объяснит силу воздействия настоящих стихов.
"Поэзия вместе с мальчишками должна бегать босой по лужам и вместе с мудрецами думать о сущности человеческой жизни и Вселенной".
И еще: "Теплый дождь приходит на поля и огороды, как добрая весть. Его язык хорошо понимают пахари и садоводы. Так же приходит к людям поэзия. Она - посланница жизни. Так горы посылают на равнины свои реки".
Во всем, что пишет Кайсын Кулиев, нас привлекает не просто яркая метафоричность и не только мудрость.
В его сочинениях пульсирует человеческая совесть, тот высокий идеал служения людям, который предусматривает самосгорание во имя того, чтобы другим было лучше видно, куда идти. Земля для Кайсына Кулиева - добрая подруга, но человек на ней ближе ему. Человек - это и все люди, и только один спутник, с которым случайно встретился в дороге.
Помню, во время одного из писательских съездов мы собрались обменяться мнениями о будущем состава правления. Назывались фамилии. Кайсын сказал, кого бы оп хотел видеть в высшем органе руководства союзом. Разговор этот, естественно, особого значения иметь не мог, ибо наша маленькая группа никак не выражала мнения всех делегатов и не могла повлиять на него.
В тот день поздним вечером я возвращался из гостей и увидел в вестибюле гостиницы взволнованного Кайсына.
— Как же мы могли забыть?..
Кайсын назвал фамилию известного литератора. Его мы не упоминали в своих беседах, полагая, что оп, несомненно, будет назван в числе тех, кого будут выбирать делегаты. Я сказал об этом Кулиеву. Он согласился. Но его тревожило другое:
— Другие могли забыть. Я - не имел права!
Тогда мне показалось, что в Кайсыне проявляется не столько обостренная совесть, сколько кавказский темперамент. Я ошибался. Совесть подняла его с места и заставила на совещании представителей делегаций добиться своего.
В Ленинград, на 50-летие Михаила Дудина, Кайсын Кулиев приехал поистине с царским подарком. Когда после торжественного собрания в Доме писателя им. Маяковского, шумного застолья в ресторане друзья и близкие поэта собрались у него дома, Кайсын начал читать стихи. Они были отнюдь не торжественно-юбилейными.
Но никто не сомневался, почему именно их выбрал он для подарка своему товарищу по перу. Вот это стихотворение:
После Кайсына читал Александр Яшин. Он был уже тяжело болен, знал об этом, но не жаловался, не говорил о болях и, видимо, поэтому еще больше ушел в себя. Он читал стихи, еще не напечатанные, еще не прошедшие окончательную отделку. А может быть, это просто мне показалось, будто поэт продолжал подыскивать слова, вслушиваясь, как звучит каждое. "Спешите делать добрые дела", - напоминал нам Яшин.
Поэты читали стихи по кругу. Читали о разном, но мне пришло в голову, что все вместе они читают одно стихотворение: клятву друзей.
Я сказал об этом Кайсыну, с которым сидел рядом.
— Нечему тут удивляться, - как давно решенное, ответил Кайсын, - Совесть у всех нас одна.