Дорогие спутники мои

"За последние годы, - писал Саянов в статье "Стихи и мода", - появляется множество стихотворений о замечательных людях прошлого. Кто станет отрицать, что биографии этих людей дают огромный материал для искусства, по обращение к прошлому должно быть исторически оправдано, - и в поэзии больше, чем в прозе, потому что таковы изобразительные свойства стиха. Вспоминаю стихи о Галилее, Дарвине, Джордано Бруно, которые мне довелось прочесть недавно. Все они построены по одному плану: в каждом из стихотворений дано условное изображение эпохи, заимствованное из популярных исторических статей, затем излагаются некоторые биографические факты, и все заканчивается эпилогом, поверхностным сравнением эпохи Галилея и наших дней. Такая схема холодна, безжизненна и, главное, не выходит за пределы стихотворных примечаний к биографии героя".

С подобным утверждением нельзя не согласиться.

Однако одно дело - статья, другое - стихи, которые должны показать, что практика автора не расходится с теорией. В "Золотой Олекме" действительно крупным планом изображены большие и малые исторические события, интересные люди. Тут - бывший старатель, а потом красный партизан дед Кунгушев, красный конник Иван Лукин, медвежий охотник Микита Нечаев, офеня Игнатий Ломов.

"Золотая Олекма" открыла перед читателями мир острых классовых схваток, мир человеческих страстей, горестей и радостей. Овеянные дымкой романтики, далекие золотые прииски придвинулись к нам, и то, что происходило на берегах Олекмы, вдруг становилось попятным, вооружало нас, когда мы поднимались на леса пятилетки.

Если к этому добавить, что книга отличалась тематическим и жанровым разнообразием, богатством интонации, умелым использованием фольклора, то нетрудно понять, почему "Золотая Олекма" стала заметным явлением советской поэзии тридцатых годов.

Успех "Золотой Олекмы", по-видимому, еще больше усилил интерес поэта к исторической теме. Он пробует свои силы в изображении Владимира Ильича Ленина.

Поэту посчастливилось видеть и слышать вождя революции в Смольном в 1917 году.

Уже в "Комсомольских стихах" он обращается к ленинской теме и сохраняет верность ей на всю жизнь. Саянов пишет поэмы "Ленин в Горках", "Рыцари света", "Ленин в Кашино", множество стихотворений (лучшие из них напечатаны в последней прижизненной книге "Голос молодости" - "Ходоки", "Встреча", "Рукопожатие Ленина", "Гость в Кремле").

Столь же много и плодотворно Саянов работал над историческими хрониками в стихах ("Слово о Мамаевом побоище", "Повесть о Кульневе", "Оренбургская повесть", "Ива" и другие). Я не знаю другого поэта, который мог бы сравниться с Саяновым в стойком интересе к нашему героическому прошлому. А ведь опубликована лишь малая часть из задуманного, сделанного, но до конца не завершенного. В его архиве я нашел том почти готовых стихотворений, пьес, портреты исторических деятелей, черновики незавершенных поэм. При жизни поэт не сумел разобраться в этом хозяйстве. Его постоянно отвлекали от рукописей оперативные задания. Между тем изучение исторических поэм и повестей Саянова могло бы пригодиться нынешним литераторам. Может быть, меньше было бы в произведениях наших молодых поэтов небрежностей в изображении исторических событий, жонглирования фактами, мало оправданных "перебивок" из вчера в сегодня. Саянов - историк и бытописатель, певец славных исторических дел народа, изучен еще мало.

На исторические вещи Саянова откликаешься всем сердцем. Прекрасны стихи, посвященные Пушкину. Яркое впечатление оставляют отдельные главы поэмы о Мамаевом побоище и романа "Колобовы". Но есть произведения незавершенные и просто слабые. Видимо, это чувствовал и сам Саянов. Он не раз говорил друзьям:

— Брошу все, поеду в какое-нибудь глухое место и засяду за свои исторические вещи. Немало понаписал их, по только сейчас вижу, как можно переделать, усилить, как следует выстроить все поэмы в книгу, интересную для всеобщего чтения.

Каждый раз ему что-то мешало осуществить задуманное. Трижды этому помешала война.

В стихотворении, написанном на заре туманной юности и посвященном ровесникам ("Родившимся в 1903 году"), Саянов говорил о себе и о своих товарищах:

Я узнаю их 

Среди сабель и пик эскадронов, 

В желтом дне типографии 

И в сумерках угольных шахт. 

Прохожу торопясь, 

Только за плечи запросто тронув, 

Как фланговый в строю 

По команде равняя свой шаг.

Он не сомневался, что его поколению, недавним парнишкам с заставы, уготованы впереди серьезные испытания.

Но ровесники бури, 

Рождеппя третьего года, 

Если грянет война 

И пройдет по рядам шрапнель, 

Мы готовы опять 

К перестрелкам большого похода, 

Мы начистим штыки 

И привычно скатаем шинель.