Дорогое аббатство

Ли был очень маленьким даже для китайца; волосы у него были темные и, несмотря на то, что короткие, казались нестрижеными. Поверх не требующей глажения рубашки с ручками в кармане на нем была отвратительного вида куртка-сафари. И сапоги — на такие сапоги даже смотреть не хочется. Так как кампус в буквальном смысле слова находился бог знает где, а машины у меня не было (я в них вообще не верю, и это было одним из главных аргументов Хелен), мы поехали на довольно странном автомобиле Ли. Маленький бар имел, как потом выяснилось, зловещее название — «Пеко».

— Два Джека, — бросил Ли, и тут же на стойке бара появились два стакана с янтарного цвета виски.

Меня всегда поражало, что иностранцы принимают «Джек Дэниелс» за первоклассное виски. Я-то пью его только в память о моей бабушке, которая была родом из Теннесси. Но сейчас — не все ли равно, как убить вечер.

— Ваше здоровье. — Я поднял свой стакан. — За китайско-американскую дружбу.

— Китайско-американская — нет-нет. — Ли с неожиданно серьезностью покачал головой, потом улыбнулся, как актер, который изображает смену настроения. — «Дорогое Аббатство» — да! Банда галетьного клютя — да!

«Дорогое Аббатство»? Я очень удивился, даже насторожился. Но потом решил — нет, так нельзя.

— Гаечного ключа, — поправил я. Я осушил стакан и заказал еще один. — А почему бы и нет? За старика Эда Эбби.[9]

Ли улыбнулся и поднял свой стакан, потом подмигнул и сказал:

— За Казинского из Джерси.

— Bay! — Я огляделся по сторонам. Кроме нас в баре сидела только еще одна парочка, да и то в дальнем углу, рядом с музыкальным автоматом. — Откуда ты знаешь?

Хотя я никогда не скрывал, почему меня исключили из Принстона,[10] но в «Свике» об этом особо не распространялся. С тех пор прошло уже почти пять лет. Я отсидел одиннадцать месяцев за то, что отказался давать показания относительно взрывов горных подъемников в Поконосе. Никто ничего не смог доказать или даже предъявить официальное обвинение. С тех пор я сознательно отдалился от движения в защиту окружающей среды.

— Пелл проболтася, — сказал Ли. — Не проблема.

— Проболтался, — повторил я. — Как же не проблема, этому Пеллу стоило бы заниматься своими делами, а рот держать на замке. Но я не думал, что ты вертишься в этих кругах.

Это была чистая правда. Я действительно никогда не слышал о том, чтобы Ли общался с «зелеными». По крайней мере, в Свике все «зеленые» были белыми и нарочито вели себя, словно представители богемы, — ни того, ни другого нельзя было сказать о Ли. Да и обо мне тоже.

Но, как всегда, я не смог сдержаться:

— Вся эта заварушка полная ерунда. Я никогда не имел от ношения к организации «За спасение Земли» или к тем людям, которых потом арестовали. Меня подозревали потому, что я распространял на своем курсе манифест Казинского.[11] Парни из ФБР схватили меня лишь потому, что им не хватило ума и сноровки найти тех, кто действительно стоял за всем этим.

Это было не совсем правдой, но близко к ней.

— Да и вообще могли бы не чесаться. — Я понемногу заводился, несмотря на то (а может, как раз потому), что Ли с трудом меня понимал. Или мне так казалось. — Движение за охрану окружающей среды это пустой звук. Говорить уже поздно. В арктической тундре бушуют торфяные пожары. В Африке поголовно вымирают слоны. В течение следующего века уровень воды в океане должен подняться на два-четыре фута. Ты хоть представляешь, что это означает?

— Я хоть отень представляю, да, — кивнул Ли. — Платевное затопление на уровне рек.

Мы выпили еще, и он объяснил мне, что имеет в виду, а я понемногу стал понимать его ломаный техасский английский. Оказывается, неделю назад был как раз завершен печально известный проект по постройке дамбы на реке Хуанхэ в Китае, а это означало затопление древних деревень. С каждым новым стаканом то ли Ли начинал лучше говорить по-английски, то ли я лучше понимать его, а может, и то и другое, но я вскоре узнал, что в течение одиннадцати лет Ли проработал инженером на этом проекте и только тогда понял, какую угрозу для населения представляет дамба. После этого он в течение двух лет всеми известными способами выступал против проекта, почему и вынужден был покинуть страну. Тайная полиция Китая преследовала его по пятам.

— Тють спасся, — промолвил он с таинственной улыбкой и с техасским акцентом, который, казалось, давался ему без особого труда. Я по-новому взглянул на своего коллегу. Одиннадцать месяцев в федеральной исправительной колонии Алленвуд ничто по сравнению с тем, что могут сделать с человеком в Китае, попадись он в руки тайной полиции. А я еще пытался его тут учить!

— Значит, за Теда, — сказал я.

Я и не старался говорить тихо. Кроме парочки в дальнем углу и нас с Ли в баре был еще лишь бармен, мрачный коннектикутский янки, вежливо державшийся подальше от посетителей. Он протирал стаканы и смотрел теленовости, если очередные убийства городских наркодельцов можно считать новостями.

— За Теда? — переспросил Ли, поднимая свой стакан.