Дорогой бессмертия

– Верно, а мы его не к немцам свезем, а в больницу. Скажем, мол, нашего односельчанина тяжелая хворь взяла, полечить привезли.

– Коли так…

На окраине Луцка широкоплечий, с редкой бородой крестьянин заволновался: что он скажет немцам? Кого везет на подводе? Мимо проходила высокая, повязанная темной косынкой, стройная женщина. Крестьянин ее робко спросил, не знает ли она, где находится больница, как туда проехать?

– Знаю, а что у вас случилось, дяденька?

– Да вот беда с человеком…

Наташа Косяченко узнала из торопливого рассказа крестьянина о происшедшем и вызвалась проводить больного. Она села на подводу рядом с раненым.

– Если станут приставать, скажете, что я сестра больного.

Возле парка Шевченко подводу остановил немецкий жандарм.

– Хальт! Вер ист?* Не понимайт? Пора знать великий дойче шпрахе**. Кого везете? (* Стой! Кто это?)Наташа соскочила с подводы, нежно прикрыла рядном раненого.

– Брат заболел, третий день бредит, весь в жару.

Жандарм приподнял рядно с лица Пономарева. Опытным глазом определил: действительно болен, не врет девка..

– Чем болен?

– Не знаю, может, тифом…

– Проваливайт! Шнель! Шнель!

В больнице доктор Залесский определил Пономарева в палату тяжелобольных.

– Не беспокойтесь, поправится. Только нужно время и питание, – успокоил он «сестру» Косяченко.

Три месяца заботились о Пономареве, а когда он выздоровел, вошел в подполье. …Днем я задержался в городе и не пришел, как обещал, к обеду. Нина Карст нагрузилась картошкой, овощами и пошла с работы домой. У порога ее встретил Малаховский.

– Не хорошо женщине так нагружаться. Разрешите помочь? – Малаховский любезно взял хозяйственную сумку.

– Трудновато без мужа, но ничего не поделаешь. Война!

Нина сняла замок с двери и пригласила:

– Зайдете?

– С удовольствием!

Внимательно осматривал Малаховский комнату. Он искал любой предмет, который подтвердил бы подозрения о пребывании здесь постороннего человека. Агент прошелся из угла в угол, погладил по головке притихшего шестилетнего сына Рому, заглянул за шкаф. Никаких следов.

Если бы Малаховский поднял корзину с картофельной шелухой, наверняка обнаружил бы в ней второе дно и, кто знает, может быть, нашел бы там спрятанную «маленькую типографию».

– Комната у вас хорошая, – с ехидцей восторгался Малаховский.- Но вдвоем с малышом скучновато жить? – подошел к Роману: – Не боишься, когда мама уходит? Или дядя знакомый тебя веселит? А? Ну, почему молчишь? Как тебя зовут?

– Я сам играюсь, – сердито ответил Рома.

– Пойду. До свиданьица! Надеюсь, еще увидимся. Из окна Нина следила за удалявшимся Малаховским.

Он засеменил по переулку и повернул за угол. Нина крепко расцеловала сына. «Посиди, я сейчас приду».

Карст пришла к Колпаку и спросила, где я.

– Еще не приходил.

– Предупредите, пожалуйста, Струтинского, что за моей квартирой следят, у меня ночевать опасно.

– Хорошо, передам.

– Забыла еще сказать, Савельева передавала, что завтра в шесть вечера возле моста Бема она познакомит Струтинского с одним человеком.- Помолчав немного, сказала:- Пойду, сынок дома остался один.

Карст поспешила домой. И вдруг у самого порога она увидела Ядзю Урбанович. Испуганно:

– Ты ко мне?

– Да, хочу у тебя переночевать. Комендантский час начался, к своей квартире не успею добраться, не возражаешь?

– Конечно, нет. Заходи. Как говорится, в гости ходишь, надо и к себе водить. Но у меня небезопасно. Сегодня здесь был тип один… Наверное, началась слежка.

– А может, не следует оставаться?

– Да куда теперь денешься. Все же женщина ты, подозрений будет меньше, мол, подруга меня навестила и задержалась.

– Остаюсь, документы есть, исправные они.

После ужина и недолгих разговоров женщины легли спать. Раздался резкий стук в дверь.

– Проверка. Открывай!

– Что делать? Согласно «новому порядку» на дверях висела справка, выданная полицейским управлением. В ней перечислялись жильцы, указывалась фамилия, имя, отчество, год рождения. Все не указанные в поименованной справке безапеляционно забирались в полицейский участок. Такая перспектива мало радовала. Нина громко ответила: «Сейчас открою, оденусь». А сама принялась вываливать из гардероба белье, вещи. Ядзя легла на дно, Нина завалила ее сверху различными вещами. Выкрутила, на всякий случай, из патрона электрическую лампочку и открыла дверь. Немецкий жандарм и два полицейских выразили недовольство задержкой.

– Зажги свет! – скомандовал жандарм.

– Света нет, обещали завтра исправить, – спокойно ответила Нина.

Полицейский несколько раз повернул выключатель. Не горит.

– Кто здесь проживает?

– Я, Карст Нина Степановна, со мной шестилетний сын Рома.

– А еще?

– Больше никого.

Полицейские зажгли карманные фонарики. Золотистый сноп запрыгал по комнате. По всему было видно, Карст не вызывала у них интереса. Нина успокоилась. Но, когда полицейский небрежно приоткрыл дверцу гардероба и заглянул во внутрь, она замерла. «Сейчас начнется, какой ужас!» Однако испуг был преждевременным. Полицейские и жандармы устали, им предстояло побывать еще -в домах целого квартала и не захотели рыться в старых вещах. «Малаховский не успел донести»,- уверилась Карст.