Дорогой дальнею

— Ну ты, хлебороб! — взвизгнул соперник. — Не зарывайся! А то я тебя сейчас начну учить вежливости.

— Это ты-то? Меня?!

Лола с эстрады тревожно глянула на мужчин и запела следующую песню. Бодрую такую, жизнерадостную. Но Иван уже не прислушивался. Это было неважно. Он выяснял отношения с соперником.

И вот чего Иван не запомнил, так это — кто первым предложил выйти из зала на разборки. То ли он сам такую инициативу подал, то ли барбос. Однако перед тем, как выйти, усугубляя ссору, в наглую отщипнул от кисти чужую виноградину и кинул ее в рот. Его противник молча и презрительно ожидал, пока он прожует. А когда они шли по проходу, с другого столика привстали два жлоба.

— Алекс, помочь?

— Сам справлюсь, — небрежно ответил противник и смерил Ивана презрительным взглядом. Вообще-то он тоже был здоровый мужик и в росте не уступал. А уж плечи были круглые и крутые, как окорока у той свиньи, что Ходорков зарезал.

Подталкивая друг дружку, вывалились наружу. На улице уже совсем стемнело, но празднично горели фонари, разноцветными огнями мелькала реклама. На бетонном парапете появились девушки. Одна, совсем молоденькая, встала на пути бойцов и деловито спросила: «Мальчики, развлечься не желаете?» Мужчины, ни на миг не отвлекаясь, отстранили ее и прошли дальше, на самый край, где никого не было.

Соперник встал в стойку и издал японский боевой клич. Ой, напугал! Подумаешь, самурай. Иван усмехнулся, и в качестве контрприема применил шалость, которую с успехом применял еще в детских разборках. Он вскинул голову и крикнул, вроде бы обращаясь к тому, кто был за спиной этого фраера: «Федя, не надо!» Японский боец на какую-то долю секунду отвлекся, крутнул головой. Иван громко выдохнул: «И-эхх!» — и с этим вздохом-вскриком искренне ему врезал в челюсть прямой правой. Соискатель цыганки Лолы свалился с парапета, шевельнулся и — успокоился.

4. По пути на Голгофу

«Тойота» в России. На заводе японского концерна «Тойота» близ Петербурга сошел с конвейера первый автомобиль. Как заявил заместитель президента компании Акацуки Таванабэ, закрепиться на российском рынке мечтают все крупнейшие мировые компании. Наш корреспондент поинтересовался, сможет ли завод насытить рынок российских потребителей.

— Проблем нет, — любезно ответил господин Таванабэ. — Мы в кратчайшие сроки сможем поднять выпуск автомобилей до миллиона штук в год.

А на сомнение корреспондента, не скажется ли увеличение объемов производства на ухудшении качества продукции, господин Таванабэ с вежливой улыбкой ответил:

— Это как гениальность и злодейство. Для нас две эти вещи не совпадают по техусловиям.

Очевидно, г-н Таванабэ перед поездкой в Россию читал Пушкина, однако трудности обратного перевода не позволили ему точно выразить свою мысль. Остается только удивляться, с каким тщанием готовились японцы к внедрению в наши ареалы. Добавим к сказанному, что цена японского автомобиля, сделанного руками наших рабочих, составит порядка 40 000 долларов США.

Иван беспокойно заворочался на жестком сиденье бобика. Первая мысль, о награде за ударный труд, уютно спряталась. Вторая, насчет расплаты за драку, беспокоила все больше. Верно сказано: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Он и не зарекался. Только бы скорее все выяснилось. Единственный раз в жизни попал в ресторан и такое отчебучил. Вон их директор, Петрович, наверно, не однажды бывал, и — как с гуся вода. А уж в «Тихие зори» наверняка заглядывал. Иван смутно припомнил, что там лестница на второй этаж вела. Наверно, в игорный зал или что-то вроде. Может, именно там председатель-директор и спустил кредит.

— Слышь, а Петрович в каком казине кредит просадил? — спросил он у водителя.

Костя покосился на него и пожал плечами, вроде в первый раз слышит.

— Ты же сам рассказывал, — напомнил Иван. — Когда День механизатора отмечали.

— Ничего я не рассказывал, — буркнул Костя.

— Ладно, не отказывайся. Все, как есть, выложил. И как в банк заезжали, и как Петрович пошел в казино с портфелем, полным денег, а вышел с пустым. Ты чего взад пятки? Другие ребята ведь тоже слышали.

— Вы перепутали, — заюлил Костя. — Это я не про нашего, в про того директора, который в соседнем колхозе. Так тот сейчас под судом. А наш-то на свободе.

— Всех их пересажать надо, — пробурчал Иван.

И тут же прикусил язык. Не в его положении такое болтать. У них служба информации хорошо поставлена. Всяких там шестерок, прихлебателей больше, чем работяг. И опять призадумался. Для чего все-таки его с комбайна выдернули? Вполне возможно, что городские пожаловали. Не захотели сами по грязи мотаться, вот и послали в поле деревенского ишачка.

— Все-таки скажи, Костя: зачем меня вызвали?

— Мне не докладывали.

— Слушай, а посторонних лиц в конторе ты не заметил?

— Да там много всякого народу болталось.

Не хочет говорить. Одно из двух: или действительно ни черта не знает, или приказали молчать.

Переднее стекло в машине то мутнело от грязи и осадков, то очищалось после маха дворников. Костя продолжал молчать. Но попозже соизволил заговорить сам.