Дорогой друг Декстер

Это вполне могло означать весьма редкое испанское имя. Но слово также подходило и к аббревиатуре «Норт американ мэн/бой лав ассошиэйшн». Ассоциация была весьма пылкой, хотя и организационно рыхлой группой, уверяющей педофилов, будто их ориентация полностью соответствует природе. Постулат способствовал возвышению любителей мальчиков в их собственных глазах. Что же, это действительно природное явление. Так же как каннибализм или сексуальное насилие. Но все же заниматься подобным нехорошо.

Я прихватил диск с собой, выключил свет и выскользнул в ночь.

После возвращения домой мне потребовалось несколько минут для определения, что диск служил инструментом торговли, и его, видимо, приносили на сборища НАМБЛА, чтобы избранные уроды могли подобрать для себя картинки. Все фотографии на диске собраны по принципу миниатюрных серий, в стиле тех крошечных рисунков, которые так любили рассматривать грязные старики Викторианской эпохи. Каждая миниатюра сознательно слегка затуманена, так что детали не просматривались, но зато воображение работало вовсю.

Ах да, кроме всего прочего, часть снимков являлась профессионально обработанными и отредактированными версиями фотографий, которые я нашел на катере Макгрегора. И хотя красных ковбойских сапог я не обнаружил, найденного было вполне достаточно, чтобы удовлетворить даже самые строгие требования копа Гарри. Фотограф Рейкер полностью вписывался в ассоциативный лист. С песней в сердце и с улыбкой на губах я отправился в постель, думая о том, чем мы с Рейкером займемся завтра вечером.

В субботу утром, проснувшись позже обычного, я совершил пробежку по округе. Приняв душ и плотно позавтракав, отправился купить несколько совершенно необходимых вещей — новую катушку клейкой теплоизоляционной ленты и острый как бритва филейный нож. Поскольку Темный Пассажир начал, просыпаясь, потягиваться и разминать мускулы, я зашел в ближайший ресторан мясных блюд и заказал здоровенный нью-йоркский бифштекс, прожаренный, естественно, так, чтобы в мясе не осталось и следов крови. Затем я проехал к дому Рейкера, намереваясь осмотреть его при свете дня. Рейкер подстригал лужайку перед зданием. Я замедлил ход, чтобы лучше рассмотреть его. На его ногах были, увы, не красные ковбойские сапоги, а старые теннисные туфли. Рубахи на фотографе не было, и его хилое тело оказалось костлявым, дряблым и очень бледным. Но ничего, скоро я придам ему окраску.

День оказался весьма продуктивным и принес мне большое удовлетворение. Это был День Накануне. Когда зазвонил телефон, я тихо сидел дома, предаваясь весьма добродетельным размышлениям.

— Добрый день, — произнес я в трубку.

— Ты можешь сюда приехать? — спросила Дебора. — Нам надо закончить кое-какую работу.

— Что за работу?

— Не будь говнюком, приезжай немедленно! — велела она и бросила трубку.

Ее слова вызвали у меня раздражение. Во-первых, я не знал ни о какой незаконченной работе и, во-вторых, не был уверен в том, что являюсь говнюком. Чудовищем — бесспорно, да. Но чудовищем весьма приятным, хорошо воспитанным и обладающим приятными манерами. Кроме того, меня вывело из равновесия то, как сестра бросила трубку. Ведь это означало, что, услышав ее приказ, я должен задрожать и кинуться его исполнять. Ну и наглость! Сестра или нет, тяжелый у нее удар или нет, не имеет значения. Никто не может заставить меня дрожать.

Однако я повиновался. Поездка до «Мьютини» заняла времени больше, чем обычно. Была суббота, и предвечерние улицы кишели бесцельно слоняющимися людьми. Я медленно пробирался сквозь толпу, мечтая для разнообразия о том, чтобы вдавить педаль газа в пол и врезаться в эту бродячую ораву. Деборе все-таки удалось испортить мое прекрасное настроение.

Она не улучшила его и после того, как я постучал в дверь пентхауса. Когда Дебора открыла дверь, на ее физиономии было такое выражение, какое возникает только у копов, пытающихся разрешить кризисную ситуацию. Одним словом, моя сестренка всем своим видом напоминала обладающую отвратительным нравом здоровенную рыбину.

— Входи! — бросила она.

— Слушаюсь, хозяин.

Чатски сидел на диване. В нем по-прежнему не было ничего колониального, вероятно, для этого ему не хватало бровей. Но все же у него был такой вид, словно он решил продолжать жить, из чего следовало, что затеянный Деборой проект перестройки развивается успешно. У стены рядом с ним стоял металлический костыль, а сам герой потягивал кофе. На столе перед героем стояло большое блюдо с плюшками.

— Привет, дружище, — произнес он. — Бери стул.

Я подвинул стул, изготовленный, естественно, в колониальном стиле, и сел, прихватив по пути пару плюшек. Чатски посмотрел на меня так, точно хотел выразить протест, но плюшки было самое малое, чем он мог отблагодарить меня. Ведь я как-никак спас его от кровожадных аллигаторов и боевого павлина и даже сейчас жертвую субботой ради какого-то не известного мне отвратного дела.

— Итак, — проговорил Чатски, — нам следует определить, где скрывается Хенкер. И это надо сделать быстро.

— Кто? — удивился я. — Ты хочешь сказать, доктор Данко?