Дорогой друг Декстер

Разумеется, его руки и ноги были связаны клейкой лентой, и это свидетельствовало о том, что тут работало опытное и небезразличное к своему делу чудовище. Я освободил жертву, слушая, но, по правде говоря, не слыша ее непрестанного бормотания: «Слава Богу, умоляю… ради Бога, освободи меня… быстрее, быстрее, приятель, ради всего святого. Скажи, Христа ради, почему ты так поздно? Спасибо. Я знал, что ты придешь», и так далее, и тому подобное. Его череп, включая даже брови, был гладко выбрит. Но крепкий, мужественный подбородок и украшающие лицо шрамы не оставляли места для ошибки — на столе находился Кайл Чатски.

Во всяком случае, его большая часть.

Когда лента была снята и Кайл, извиваясь всем телом, исхитрился принять сидячее положение, стало ясно, что он утратил левую руку до локтя и правую ногу до колена. На культи были наложены белые марлевые тампоны, на них отсутствовала кровь. Отличная работа, хотя сомневаюсь, что Чатски смог бы высоко оценить мастерство, с которым доктор Данко ампутировал его конечности. Насколько пострадал мозг Кайла, я пока не знал, но его непрерывное сопливое бормотание не говорило о том, что ему можно доверить штурвал реактивного лайнера.

— О Боже, дружище. О, великий Иисусе. Слава Богу. Ты явился, — пролепетал он, склонился мне на плечо и зарыдал.

В последнее время мне удалось приобрести в этом деле кое-какой опыт, и я знал, как поступить. Я похлопал его по спине и сказал:

— Ну, ладно, Кайл, хватит, хватит.

Сейчас жест выглядел даже более нелепо, чем в случае с Деборой, ведь культя его левой руки продолжала колотить меня по спине, что сильно мешало изобразить фальшивое сочувствие.

Но приступ слезливости у Чатски продолжался всего несколько секунд. Когда он наконец отклеился от меня и попытался выпрямиться, моя красивая гавайская рубаха оказалась насквозь мокрой. Он сильно шмыгнул носом — для моей рубашки, увы, слишком поздно — и спросил:

— Где Дебби?

— Она сломала ключицу, — ответил я, — и сейчас находится в госпитале.

— О, — произнес он и опять шмыгнул носом. На сей раз это действие отдалось в его груди каким-то влажным бульканьем. Быстро оглядевшись по сторонам, Кайл попытался встать. — Нам надо скорее убираться отсюда, — сказал он. — Данко может вернуться.

Мысль о возвращении доктора мне в голову почему-то не пришла, но Чатски, видимо, был прав. Освященный веками трюк хищника состоит в том, чтобы вначале убежать, а затем кружным путем вернуться и посмотреть, кто принюхивается к его следу. Если доктор Данко поступит подобным образом, то в лице нашей парочки найдет очень легкую добычу.

— Хорошо, — проговорил я, — но прежде мы должны быстро осмотреть помещение.

Он вытянул руку, естественно, левую, вцепился мне в запястье и проскулил:

— Умоляю, не оставляй меня одного.

— Всего на мгновение, — заверил я, пытаясь освободиться, но Кайл усилил хватку, которая с учетом того, через что ему пришлось пройти, была мощной.

— Умоляю, — повторил он. — В крайнем случае дай мне свой револьвер.

— У меня нет никакого револьвера, — возразил я, и его глаза округлились еще сильнее.

— Великий Боже, где, черт побери, у тебя были мозги?! Нет, нам надо немедленно отсюда убираться! — паническим тоном выпалил Чатски, и мне показалось, что он вот-вот зарыдает.

— Ну, хорошо, — вздохнул я. — Давай пойдем вместе на твоей, ммм, ноге.

Я надеялся, что Чатски не уловит моего ляпа — мне не хотелось выглядеть бесчувственным, но потеря конечностей наверняка потребует от него существенной внутренней перестройки. Однако Чатски протянул мне руку. Я помог ему выпрямиться, и он удержался на ногах, точнее, на ноге, прислонившись к столу.

— Дай мне несколько секунд, чтобы осмотреть остальные комнаты, — сказал я и, проигнорировав умоляющий взгляд его наполненных слезами глаз, приступил к осмотру дома.

В главной комнате, где оставался Чатски, не было ничего, кроме рабочих принадлежностей доктора Данко. Он обладал набором прекрасных режущих инструментов, и, тщательно осмыслив все этические последствия поступка, я конфисковал у него красивое лезвие, специально изготовленное для препарирования самой жилистой плоти. На столе в несколько рядов стояли упаковки лекарств, названия которых, за исключением флаконов с барбитуратами, мне ничего не говорили. Не удалось обнаружить ключей к решению загадки. Я не нашел ни помятых спичечных коробков с криво нацарапанными на них номерами телефонов, ни квитанций из химчистки. Никаких улик.

Кухня практически оказалась копией кухни из первого дома. Там находились старый холодильник, электрическая плитка и фанерный столик со складным стулом. На кухонной стойке лежала полупустая упаковка пончиков, на одном из них восседал здоровенный таракан. Насекомое смотрело на меня так, словно собиралось дать мне за свой пончик бой, и я поспешил ретироваться.

Я вернулся в главную комнату и увидел, что Чатски по-прежнему стоит, опершись на стол.

— Поторопись, — попросил он. — Сваливаем отсюда, ради Бога.

— Еще одно помещение, — напомнил я, пересек комнату и открыл дверь напротив кухни.