Дорогой Джим

Сильные руки, высвободив лапы Оуэна из кожаной петли, сунули его обратно в сеть. А потом перед его глазами замелькали ступеньки из серого гранита, и он сообразил, что его куда-то несут. Все это время он видел впереди точеную фигурку женщины в зеленом платье — сам не зная почему, он так залюбовался изящным изгибом ее бедер и величавой, но грациозной походкой, что даже забыл бояться за свою жизнь. А позади снова раздались крики — звук ударов чего-то тяжелого о живую плоть и хруст ломающихся костей летели им вслед. Вой и жалобные пронзительные крики умирающих животных заглушил радостный рев толпы, счастливой оттого, что ее не лишили обычной вечерней забавы.

Вскоре впереди распахнулась дверь, и Оуэна внесли в комнату, показавшуюся ему смутно знакомой и при этом странно пугающей.

Он не сразу понял, что оказался в своих прежних покоях. Последнюю женщину, которая побывала тут при нем, когда он еще был человеком, он привязал за руки и за ноги к столбикам кровати, после чего мучил до тех пор, пока она не стала умолять его о смерти.

— Посадите его на цепь, — велела женщина и, присев на кровать, принялась разглядывать волка. — Вот тут, — показала она.

— Как прикажете, ваше высочество, — кивнул стражник и просунул голову Оуэна в металлический ошейник цепи, прикрепленной к крюку, который король Оуэн когда-то самолично вбил в каменную стену. Он вдруг вспомнил, сколько раз опробовал эту цепь на молоденьких служанках из города.

— А теперь оставьте нас, — приказала женщина, не отрывая от Оуэна глаз. Стражник послушно захлопнул за собой дверь, а вскоре звук его шагов стих вдалеке.

Едва придя в себя после первого приступа облегчения, когда он понял, что неминуемая смерть, к которой он уже приготовился, отступила, Оуэн внезапно почувствовал, как его захлестнул вихрь противоречивых чувств, и челюсти его невольно сжались, а клыки лязгнули, точно стальной капкан. Чего ради она сидит, сверля его взглядом? Может, его притащили сюда, чтобы она могла вволю позабавиться, пытать его, не опасаясь, что его мучения увидят ее люди? Он не знал, что ему делать: попытаться освободиться и бежать или прыгнуть на постель, чтобы разом перегрызть ей горло? Зов крови в его ушах, никогда не подводивший его в лесу, когда он уходил от погони или преследовал добычу, теперь только сбивал с толку. Он изнемогал от желания, природы которого сам не понимал, он страстно хотел эту женщину — но точно так же жаждал увидеть, как ее кровь прольется на пол спальни еще до наступления темноты. Все это сводило его с ума — два Оуэна, человек и волк, до сего дня мирно уживавшиеся под серой волчьей шкурой, теперь не могли решить, кто же из них возьмет верх. Он рванулся к кровати — но цепь, лязгнув, удержала его. Заскулив, волк покорно лег на пол у ног женщины.

Она потянулась, чтобы снять заколку, удерживающую ее волосы, и светлые локоны упали ей на плечи. Какое-то знакомое, сильное чувство вдруг шевельнулось в самой глубине волчьей души, но было в нем нечто такое, отчего его обуял страх. Нагнувшись, женщина положила руку ему на голову — похоже, мысль о том, что она может лишиться нескольких пальцев, попросту не приходила ей в голову.

— Я знаю, кто ты, кузен, — медовым голосом промурлыкала она. — Я хорошо тебя знаю…

— Кто ты? — услышал вдруг Оуэн искаженный до неузнаваемости собственный голос. И испуганно отпрянул в сторону.

— Когда ты пропал в лесу, замок начал постепенно разрушаться. Старший из твоих людей послал за помощью к моему отцу, но он в это время сражался с норманнами под Лейнстером. Поэтому я собрала всех оставшихся под моим началом лучников и конных воинов и захватила твой замок. — Она наклонилась так низко, что волк мог видеть край нижней сорочки и белые полушария грудей. — Я — Эйслин, твоя кузина. Боюсь, наши с тобой отцы были никудышными воинами, зато мы с тобой рождены на свет, чтобы исправить это упущение. Согласен? Что скажешь?

Голова у Оуэна пошла кругом. Боль в челюсти разрывала череп. У него внезапно возникло такое чувство, что все тело вот-вот вывернется наизнанку, а серая шерсть, густо покрывавшая его, исчезнет бесследно, оставив после себя чистую, розовую кожу — и он вновь станет таким, каким его произвели на свет. Напрягая последние силы, волк ждал, что будет дальше.

— Больно, не так ли? — спросила Эйслин, похлопав его по голове. — Я могу сделать так, что ты снова станешь человеком. Могу дать тебе то, чего ты так страстно желаешь.

Теперь он узнал этот странный блеск в ее глазах — когда-то он сам точно так же любил наблюдать за мучениями тех, кто оказывался в его власти. В груди его вновь шевельнулся страх, только на этот раз еще более сильный, чем прежде.

— Что ты намерена сделать со мной? — с трудом проговорил он.