Дорогой Джим

Гарольд, прихватив с собой Кати, испарился еще до вечера. Он взял только паспорт, немного наличных и дорожные чеки, которые лежали в ящике под конторкой. Мойра весь остаток дня просидела у себя в спальне, время от времени стуча по голове кулаком. Записки Гарольд не оставил.

И вот теперь, когда рядом не осталось никого, кто мог бы вдолбить хоть капельку здравого смысла ей в голову, когда с ней случался очередной приступ мрачной меланхолии, экстравагантные идеи, которые и до этого частенько приходили ей на ум, получили возможность вырваться наружу и расползлись по дому, точно голодные змеи из разбитого кувшина. Только на этот раз мы почему-то чувствовали себя на редкость неуютно. Пластмассовый Иисус на видном месте — это еще полбеды! Теперь с Мойрой случались вещи и похуже. Пока мы с Рози пробирались по коридору в сторону кухни, вдруг обратили внимание, что все пейзажи со стен куда-то исчезли, словно корова языком слизала. Ни живописных озер, ни каменных замков с мирно пасущимися оленями. Вместо них наша тетушка накупила кучу статуэток разных святых и расставила их повсюду: фигурки из белой пластмассы выстроились длинной цепочкой вдоль коридора наподобие замковой стражи. Можно было подумать, Войско Господне может нагрянуть сюда в любую минуту. В походке тетушки тоже чувствовалось что-то новое — какая-то незнакомая беспокойная энергия. Я догадывалась, что с ней вот-вот случится еще один «эпизод» — если, конечно, я не сумею этому помешать. К сожалению, Рози и в голову не приходило мне помочь.

— А что, монашки в этом году решили пораньше устроить рождественскую распродажу? — ехидно хмыкнула Рози, обращаясь к тетушке. Она высказала только то, что и без нее крутилось у меня в голове… в голосе сестры слышались елейные нотки, но в моих ушах он прозвучал, как глас боевой трубы, призывающей воинов к битве.

— Пошли, девочки, пошли. Садитесь и ешьте, — отозвалась Мойра, явно давая понять, что настроена мирно. По губам ее скользнула тень улыбки — в точности как в нашем детстве. Она провела нас в комнату, в которой когда-то давно посреди массивного стола из красного дерева стояли сверкающие бокалы с дамастовыми салфетками, так туго накрахмаленными, что из-за них мы не видели друг друга. Теперь поверхность стола покрылась щербинками, дамастовые салфетки сменились бумажными, с эмблемой риелторской конторы Финбара, а бокалам, судя по их виду, явно доводилось видеть лучшие дни. Источник запаха, который я почувствовала еще на пороге дома, стоял прямо на изношенной до дыр льняной скатерти — бледные серые кусочки мяса, высовываясь из кастрюли, словно чтобы глотнуть свежего воздуха, напоминали тюленей, нежащихся на берегу под жаркими лучами солнца. Я брезгливо сморщилась — овощи выглядели так, словно померли еще до того, как их внесли на кухню. Картошка, как и следовало ожидать, разварилась до такой степени, что превратилась в какое-то месиво, а Мойра — тоже как обычно — молча забрала у меня из рук пакет со свежими овощами и без единого слова сунула его куда-то в угол. Обед в пятницу всегда был ее собственным шоу, тем более что приходили мы к ней только по пятницам.

Мы с Рози уселись за стол — я украдкой не спускала с нее глаз, просто на всякий случай, вдруг ей опять придет в голову бросить вызов судьбе — или мне. Проказливая улыбка, кривившая ее губы, в сочетании с этим ее жутким готическим макияжем придавала Рози что-то бесовское. Вдруг взгляд сестры упал на диван, придвинутый почти вплотную ко второму очагу, — словно тетка уже заранее приняла все необходимые меры, чтобы не дать Санте пробраться в дом. Только угрожающий взгляд, которым я пригвоздила Рози к месту, помешал ей отпустить одну из тех ехидных шуточек, которые постоянно рождались в ее голове.

Третий стул оставался пустым. Ифе опять не пришла. Как обычно.