Останавливаюсь на оживленном перекрестке, мимо проносятся машины. Уже восьмой час. Оксфордская рубашка словно душит меня. Хочется забраться в постель и укрыться с головой одеялом. В последнее время, если я выхожу из дома, дело кончается новыми проблемами.
Сигнал светофора переключается, я снова иду (и печатаю).
Значит, ты считаешь, нужно пойти на ужин?
Теперь ты обязан сделать это.
Что ты собираешься сказать?
Правду.
Мне нужно рассказать им правду
и покончить с этим.
Правду. Неужели?
А что?
Ты хочешь пойти
к ним домой
и объяснить, что единственная вещь,
которая осталась от их сына, – какое-то странное
сексуальное письмо, которое ты написал сам себе?
Ты хоть понимаешь, что можешь загреметь в тюрьму,
если тебя вычислят, понял?
Но я ничего такого не делал.
Ага. Мне ужасно говорить это тебе, Эван,
но ты уже мог дать ложные показания.
Но это же только под присягой?
В суде, например?
А ты не клялся?
В определенном смысле?
Хм, на самом деле нет.
Сделай себе одолжение и выслушай меня на этот раз.
Хочешь, чтобы у тебя опять был эмоциональный срыв,