Шаг за шагом мы пробирались, стараясь не шуметь. Зариму, конечно же, пришлось включить в группу, чтобы я мог отслеживать состояние здоровья не только Лиэль, но и единственного проводника, который может нас вывести из этих петляющих, как в умат пьяный матрос, туннелей. Хорошо, что вкладкой аукциона можно было пользоваться без ограничений. Мне пришлось приобрести бывшей рабыне экипировку и оружие, чтобы в случае нападения любой твари, наша группа была максимально защищена. Экипировка обошлась еще в девять тысяч золотых. Успокоив себя, что это всё вынужденные инвестиции в будущее умение, я вздохнул, прикинув, что моя «доброта» и сострадание, мне вышла ровно в пятьдесят девять тысяч золотом.
Охренеть. Пару недель назад я даже и не мог представить себе, что у меня будут такие суммы в игровом кошельке, а сейчас «впаливаю» почти по десять тысяч на непонятную «мутную», как воды Амазонки, Зариму.
Лиэль, прекрасно понимающая временную необходимость нахождения рабыни с нами, всё равно деланно надулась и демонстративно с ней не разговаривала. Сначала она попыталась засыпать меня вопросами о том, что случилось, после её «смерти», но я быстро это пресёк, оставив обсуждение до того момента, когда мы окажемся в безопасности, успокоив, что с Поляной всё хорошо.
Точно. Нужно сообщить, что Лиэль со мной и всё в порядке, а то Поляна там вся изведётся. Я же знаю, как она переживает.
— Вы слышите? — я насторожился.
Какой-то посторонний звук, будто слабый-слабый шелест целлофанового пакета, нарушал тишину катакомб. Звук очень тихий, и если не прислушиваться, то можно легко пропустить. Наши шаги, и те громче будут.
— Ничего я не слышу, — тихо сказала блондинка, но её мечи покинули ножны в ту ж секунду.
Зарима же, наоборот, со всей серьёзностью отнеслась к моим словам. Секунды три она прислушивалась, а затем выражение её лица изменилось. И я не знаю, чего: отчаяния там было больше, или испуга.
— Это «скрасы», — голос Заримы дрогнул. — Мы погибли.
— Кто такие «скрасы»?
— Это насекомые, размером примерно с ладонь. Почти невосприимчивы к магии. Жалят, впуская слабый парализующий яд, от чего жертва вскоре умирает, но перед этим — гниёт заживо. Такой процесс может длиться неделями, пока обездвиженная добыча лежит и ждёт в их гнезде своего часа. Часа, когда её можно будет съесть.
Вероятно, я слишком визуализировал картинку, так как меня буквально передёрнуло от представленного.
— Нужно уходить! Веди! Мы просто оторвёмся от них и всё! — я заглянул в ответвление, из которого и доносился этот шелест.
— Поздно, — опустила плечи рабыня. — Если ты их услышал, то знай: тебя они учуяли гораздо раньше.
Несмотря на мурашки, промаршировавшие по моей спине, я подтолкнул девушек в сторону второго ответвления.
— Давай! Двигай конечностями, иначе точно сожрут!
И мы побежали.
Равномерный шелест нарастал, и я явно ощущал в нём угрожающие нотки. Может мне так показалось от страха, но ходу мы прибавили, стараясь выжать максимальную скорость.