Дорогой Мин Юнги (ЛП)

Но если этого не произойдёт, это место станет его могилой. Здесь он готовится расстаться с жизнью.

Чимин дышит тяжело, захлебываясь собственной кровью. Вокруг тихо. Так тихо, что, когда он закрывает глаза, то думает, что вот он. Вот он конец. С каждой секундой веки становятся всё тяжелее.

На несколько мгновений он задаётся вопросом, что же пошло не так, и в его сознании возникает мягкая улыбка Хосока. Чимин усмехается. Он так близок к концу, думает парень, как вдруг, наконец, возникает его лицо.

Серебряные пряди, серебряные серьги, бледная кожа, чернильные драконы, выгравированные на его теле. Это Мин Юнги.

Чимин считает, что проклят. Проклят вещью, называемой любовью, проклят уже много лет с тех пор, как впервые увидел его.

Холодные прикосновения парня с холодом и печалью, скрытой в его красивых глазах. Мягкий шёпот, мягкие поцелуи и Чимин с каждым мигом вспоминает всё больше, будто перелистывает страницы книги в его сознании. Как блокнот. Блокнот Мин Юнги, если быть точным.

— Блять, — шипит парень, пытаясь сесть, опираясь о холодный твёрдый столб позади него, и это так чертовски больно. Он не может сфокусировать взгляд, всё слишком размыто, но он должен вытащить телефон и позвонить кому-то, срочно.

Однако пальцы не слушаются вообще, его суставы будто превратились в желе, и он роняет предмет из рук, прежде чем глаза погружаются в кромешную темноту. Может, будет менее больно, если Чимин сдастся тьме, которая вот-вот окутает его.

Неожиданно где-то вдалеке он слышит что-то. Кого-то. Или, возможно, он бредит, потому что голос звучит будто не отсюда. Но Чимин клянётся, что он ужасно знакомый, и когда он пытается понять, кому он принадлежит, всё окончательно гаснет. Его пальцы немного дрожат, но он больше ничего не чувствует, он онемел.

Он чувствует себя мёртвым.

Но он не был, абсолютно точно не был, потому что ощущает прикосновения холодных рук, сжимающихся на его плечах. Чимин не может отреагировать, не может сделать вообще ничего, потому что слишком слаб и близок к концу. Трудно дышать. А дышит ли он вообще?

Голос продолжает звать его снова и снова, снова и снова. Повторяет его имя, будто молитву в разрушенном храме.

— Чимин? Пак Чимин! Эй! Эй-блять! Послушай меня!

Голос продолжает звать. Ледяные прикосновения ощущается неожиданно горячими, прямо как подснежники, цветущие зимой. Но чтобы оживить его, этого тепла недостаточно.

— Ты не посмеешь откинуться у меня на руках, Пак Чимин, п-прошу, ради Бога, прошу. Дерьмо, Чимин! Пак Чимин!

И затем он чувствует, как его тело хватают и переворачивают. Темнота сменяется яркими огнями перед глазами: красными, синими; а в ушах звучит противный вой сирены, прерывающий ночную тишину. Крики, один громче другого, множество прикосновений.

Но даже так Чимину удаётся уловить это. Серебряные пряди, блеск серебряных серёг, горячие руки, никак не отпускающие его и сырые капельки на коже. Кап-кап. Падают и стекают.

Возможно, это слёзы.

Мин Юнги?

========== Сердецбиение ==========

Юнги открывает глаза медленно, веки прямо сейчас ощущаются главной тяжестью мира, но это лишь из-за того, что он почти не спал в последнее время.

Пустой потолок студийной комнаты приветствует парня, и он, в конце концов, поворачивает шею, чтобы посмотреть на Хосока, топчущегося у двери, и пригласить его внутрь.

— Знаешь, песня сама себя не напишет.

Юнги вздыхает, срывая наушники и смотря на Хосока, который молча подсел к нему.

— Застрял? — спрашивает младший, и Юнги смотрит на него, а затем на компьютер. Не моргая. Думает. Теряется.

— Устал, — отвечает парень и получает лишь тишину в ответ.

И это стало чем-то обычным, случалось даже слишком часто, словно повседневная рутина. Испытывать на себе суровую реальность было непросто, но ничего в этом мире не было идеально — даже мечты. Однако Хосок и Намджун всегда были рядом, чтобы подтолкнуть Юнги в правильном направлении, несмотря на все страхи.

Во время первых нескольких месяцев пребывания парней в качестве «группы», Хосок внимательно изучал парня с множеством татуировок и острым языком. Чон принял Юнги таким, какой он есть, сложным и временами очень раздражающим, но на деле Мин оказался лишь еще одной потерянной звездой, заблудившейся среди многих других, и Хосок понял, что Чимин оказался тем, кто первый нашёл его.

В конечном счёте Хосок простил Юнги за то, как он поступил с его лучшим другом, потому что Чон знал, что Юнги в конечном счёте тоже было очень больно.

Хосок навсегда запомнил ту ночь, когда Чимин ушёл: тогда обычно пустые глаза Мина блестели от слёз, и до Юнги дошло всё наконец, как он пропал потом на целую неделю, и одному только Богу было известно, когда он вернётся, и возвратится ли вообще. А вернувшись, на Хосока вновь смотрел всё тот же пустой взгляд. Но Чон был уверен, что видел в них проблеск печали и сожаления, просто он спрятан в самой глубине этих тёмных карих глаз.