Одет в лёгкое пальто. Был конец апреля, кстати говоря. Да, пожалуй, одет как пижон. Пальто расстегнуто, из-под него видна толстовка с капюшоном, на ногах тёмные джинсы и кроссовки. Без шарфа. Я – наоборот. В костюме «бабушкина гордость». У меня шапка, шарф, застёгнутое на все пуговицы, перетянутое поясом шерстяное пальто, перчатки, осенние ботинки. Максимальный уровень комфорта.
«Совершенно не жарко, к тому же вечер, после дождя» – мысленно оправдывала я свой выбор. Впрочем, у меня и не было цели производить впечатление.
А вечер был хорош. Лёгкая зелень уже тронула деревья, отчего в воздухе слабо пахло сладким. Освежённый дождиком, город вздохнул легко и полно. Тёплые жёлтые фонари, опустившийся теперь штиль. До уровня детского школьного беспечного вечера было уютно и радостно.
Прогулка наша была недолгой, упомянутый «Эн» находился в двух шагах от галереи, на бульваре.
Не хотелось в помещение, но предложить дальше гулять не решилась. К тому же, не терпелось посмотреть рисунок.
Оказавшись в ароматной атмосфере ужинов и десертов, я вспомнила, что остервенело проголодалась, и теперь уже мой желудок возобладал над разумом. Я заказала курицу с овощами и картошку, и чай, и хотела бы ещё заказать чизкейк, но где-то больно кольнула совесть, и я промолчала. Мой новый незнакомец попросил себе мясо, газировку и большой кусок торта «три шоколада». Всё понятно, у него тоже со здоровым питанием все было здОрово. Хотя, мужчины лет до сорока могут себе такое позволять, подлый народ.
– Ну, показывай! – я нетерпеливо заёрзала, как только все обязательные процедуры по мытью рук и заказу блюд были исполнены.
Он прищурился.
– Может, сначала ты?
– Нет, ты первый начал рисовать.
– Давай обменяемся сразу, не глядя?
– Давай!
Я захлопала в ладоши, как маленькая. Потом протянула ему весь блокнот, держа пальцем место начала текста о нём. Он в ответ протянул вырванную наспех страницу своего альбома. Мы обменялись бумажками, как гангстеры в кино обмениваются информацией, или чем там, «товаром».
С плотного белого листа мне открывался профиль девушки, которая смотрела куда-то вдаль, далеко за пределы поля. На лоб её свесился упругий завиток, прочие же волосы выглядели растрёпанными, будто она только встала с постели. Слишком длинный нос, тонкие, совершенно не современные губы, мягкий округлый подбородок. При первом взгляде она не показалась мне красивой. Однако, присмотревшись, я уловила блуждающую улыбку, которая говорила о безмятежности настроения её владелицы. Я заметила глубину взгляда больших, наивных, открытых миру и доверчивых глаз. Мне понравились эти глаза. То, как он написал. Они были в мыслях. Наверняка приятных. Возможно, девушка на картине мечтала, или вспоминала радостное событие. В ней была жизнь. И этот взгляд, и улыбка делали вдруг лицо крайне обаятельным и добродушным. Такому человеку я доверила бы все свои страшные тайны. Портрет совершенно меня очаровал.
«Наверное, он хороший художник» – я так подумала.
– Я могу оставить его себе? – я спросила.
Он покачал головой, все ещё погружённый в текст. «Чего там читать-то?! Три строчки!».
– Не пойму, ты все ещё читаешь, или уже перечитываешь?
– Перечитываю. До меня никак не доходит, почему ты описываешь меня таким отчаянным щёголем?
– Ну-ка, – я перегнулась через стол, перехватывая бумагу, – может быть, ты щёголь и есть.
– В таком случае, следует развивать твою наблюдательность. Держи, – он протянул блокнот, – и присмотрись ещё раз.
Он откинулся свободно на стуле, положил обе руки на стол и направил прямой ровный взгляд чуть поверх моей головы. Я ещё раз пробежалась по написанному и осмотрела парня. В голову так и не приходили мысли, что в моём видении было неверным?
«На меня смотрел симпатичный молодой человек. Двадцать, двадцать пять? Сейчас всё труднее сказать. Гладко выбрит. Так, словно ничего, жёстче юношеского пушка у него и не было. Неужели младше двадцати?! Худое острое лицо, дремучей лесной зелени глаза в чаще густых бровей. Хорошенький. Немного насмешливый взгляд. Наверняка пачками разбивает сердца молоденьких девчонок.
От него волнами расходится энергия. Живая, жгучая энергия юности, любопытства, жажды проявить себя, исследовать этот мир. Даже в терпеливой позе, ожидающей моего описания, от него исходит яростное желание. Желание чего? Наверное, жизни, эмоций. Оно прорывается в готовых к смеху уголках губ, в порывах закатывать рукава, обнажая длинные тонкие пальцы и по-девичьи нежные запястья, в огоньках любопытства глаз».
Что я могла упустить? Я всматривалась в его лицо, стараясь по-новому, беспристрастно раскрыть его. Он молчал, ждал, и наверное это была необычная картина для подошедшего с блюдами официанта. Я почувствовала аромат сливочного соуса и мяса. Голод или желание его разгадать? Голод! Голод! Верещал желудок.
Парень улыбнулся, первым решая моё затруднение:
– Может, сначала поедим? Я очень проголодался, а потренируемся позже, или в другой раз.
Мы набросились на еду. Я не могу сказать иначе, хотя сказать хочется, чтобы оставалось впечатление загадочной, увлечённой искусством девушки.