— Сто пятьдесят часов бьемся. А патроны в пути, гранаты в пути, солдаты в пути. Одним словом, все в пути.
Адъютант, как показалось Лебедеву, без видимой причины улыбнулся. Комбат удивился: до веселья ли теперь? И Лебедев спросил:
— Вы что, Иван Петрович?
Адъютант, вскинув светлые брови, добродушно сказал:
— Завидую вам, Григорий Иванович. Ни разу вы голоса не сорвали.
— Что же поделаешь, характер такой. Сорвешься — глупостей натворишь. Я хорошо знаю себя. Приходится бороться с самим собой. Мое видимое спокойствие стоит мне очень дорого.
— Да?
— Выругаться, нашуметь, накричать — куда легче. Я тоже умею горланить. Жду подходящего случая. Берегитесь, Иван Петрович.
— На левом фланге, Григорий Иванович, за большим домом немцы готовят очередную атаку.
— Договоритесь со штабом полка, вызовите авиацию.
Пришел сержант Кочетов, командир летучего отряда. Отряд не раз выручал Лебедева — его он посылал на подмогу на самые опасные участки в самые трудные минуты боя.
— Есть работа моему летучему отряду, — доложил сержант.
— Например?
— Туго пулеметной роте.
— Тебя все на левый тянет, как в родной дом. Потерпи немножко. Алеша у тебя? Скажи ему, чтобы шел на командный.
Лебедев позвонил комиссару. Васильев ответил, что вернется не скоро.
— Оставайся, — согласился комбат. — И принимай меры. Сажай больше мин. Ставлю тебя в известность: хозяин скуп до невозможности. Капитал расходуй с расчетом. Пришли кого-нибудь — дам банку консервов. Хозяин прислал. Он уже по соседству где-то новым полушубком землю пашет… А что? Нет, не бережет казенное добро.
Пришел Алеша, и у Лебедева потеплело на душе.
— Ты где был, гвардии солдат?
— В летучем, папа. Мне можно с сержантом Кочетовым?
— Нет, Алеша, сержанту не приказано атаковать. Сходи в третью роту и узнай, отправлены ли за Волгу раненые.
— Ты отсылаешь меня, папа?
— Нет, Алеша, не отсылаю, а приказываю.
В полковом санитарном блиндаже, где оказывалась первая помощь и откуда раненые эвакуировались за Волгу, Алеша увидел командующего армией Чуйкова. Василий Иванович (так его звали за глаза все солдаты и офицеры), подходя к раненому, спрашивал, какой он части, где, на каком участке ранен и при каких обстоятельствах. И тут же в блиндаже, обращаясь к офицеру-порученцу, говорил: «Наградить медалью „За боевые заслуги“». Со стороны командующего подобный обход раненых, ожидавших отправления в тыл с огневых позиций, был таким же естественным поступком, как и естествен его приказ на поле боя. Он все учитывал: и как надо встретить бойца, и как его проводить с фронта. Раненый боец, говорил он, это золотой резерв армии, ее опыт, ее традиции.
Когда Алеша вернулся на командный пункт, отец посоветовал ему переехать за Волгу.
— Нет, папа, я останусь с тобой.
— Просит мать. Вот ее записка.
Дважды прочитав записку, Алеша, смирившись, сказал, что он поедет за Волгу, но только завтра.
— Почему мама не едет к Машеньке? — удивлялся Алеша.
— От Машеньки, Алеша, я получил письмо. Вернее сказать, от Настасьи Семеновны. Машенька ждет нас домой. О тебе спрашивает — нашел ли я тебя. — Лебедев достал из бокового кармана письмо, подал его Алеше. — Отвезешь матери. Скажешь, что я настаиваю на ее отъезде в колхоз. Читай, а я займусь своим делом, — и, повернувшись к Флоринскому, спросил: — Сколько нам дают патронов и ручных гранат? — Он взял листок бумаги. Посмотрев на цифры, приказал отряду Кочетова дать двойную норму: отряд готовился к захвату углового дома.
В эту минуту Лебедеву доложили, что против батальона, метрах в ста, загорелась площадь.
— Что горит? — в недоумении спросил Лебедев. — И что может гореть, когда там все выгорело?
— Земля горит. Земля!
— Что за чепуха, — недоумевал Лебедев. — Как может гореть земля? Откуда ветер?
— На нас. Огонь с густым дымом.
Лебедев выбежал из блиндажа. «Неужели новое оружие?» Дым уже набил косматое облако и своим краем повис над окопами батальона. Жирная и липкая сажа хлопьями сыпалась в траншеи. Глянув на горящую площадь, Лебедев подумал: «Мазут горит. Мазут, сволочи, подожгли. Прочищают дорогу для танковой атаки». Он позвонил Грибову:
— Простреливай пожар пулеметным огнем. Понятно? И минометы пусти в дело.
Командиру пулеметной роты приказал делать то же, что и Грибову. Огонь и дым скрыли врагов и Лебедев не мог видеть, что делается за пожаром. Начали бить из минометов.
На командный пункт прибежал всполошенный Уралец.
— Товарищ комбат, — охрипло говорил он, — за пожаром женщины.
Лебедев вскинул бинокль к воспаленным глазам.
— Вы не ошиблись? — спросил он.
— Никак нет. Люди кричат, просят помощи.
Лебедев, скрипнув зубами, приказал прекратить огонь и встретить противника гранатами.
О том же донес по телефону командир пулеметной.
— Имею возможность открыть по врагу пулеметный огонь, — сказал он.
— Открывай, — приказал Лебедев.
Через одну-две минуты из пулеметной донесли, что передняя цепь врага подползла к женщинам. Гитлеровцы мешаются среди женщин, а некоторые дрогнули и повернули назад.