Дорогой отцов<br />(Роман)

И сумка — в руке. Алеша привстает на колени, смотрит на офицера. Внизу, за другим кустом звякнула не то лопата, не то миска. Бог мой: там солдаты. Алеша, пригнувшись, отбегает за кустарник — до пшеницы два хороших прыжка. «Не медли. Беги». Алеша побежал. Он много раз падал, поднимался и опять бежал, не чувствуя усталости, а когда ему показалось, что в такой глуши его уже не найти, он в изнеможении опустился на землю. «Пить, пить». Открыл флягу. Бульк, бульк, бульк… «Что такое? Это не вода, а что-то кисловатое. Ба! Это вино. Пей». Вино — прохладное. Еще несколько глотков. Еще. Стало легче, теплее на душе. Что в сумке? Записная книжка. Две авторучки. Несколько писем. Пачка фотографий. А это что? Развернул. Карта. Полевая карта. С пометками. Вот это да-а… Скорее, скорее к своим.

На третьи сутки Алеша переполз линию фронта.

Это было за час до рассвета. Расстояние между советскими и вражескими окопами ничтожно малое, но перескочить стоило большого риска. Враг всю ночь светил ракетами. Алеша, переползая небольшую лощинку, заметил впереди себя темный бугорок. Пригляделся. Смотрел долго и ничего подозрительного не высмотрел — приплюснутый взгорок ничем не страшил. Но странное чувство беспокойства вызывал этот земляной нарост. Алеша отполз несколько, получше всмотрелся и заметил, что это не холмик, а что-то другое. «Не убитый ли?». Алеша, пригнувшись, шагнул раз, шагнул два, и случилось самое невероятное: его неожиданно схватили за ноги и свалили на землю. Внезапность ошеломила Алешу. Напавший человек, невероятно сильный, сразу придавил Алешу. Боролись недолго, измученный Алеша скоро оказался связанным.

— Вставай, — приказал неизвестный.

Это был голос русского человека. Алеша несказанно обрадовался.

— Ты кто? — ворчал солдат.

— Я — русский, — ответил Алеша.

— Тьфу, — сплюнул солдат. — А я-то думал… И, кажется, еще сосунок, но силен, однако. От немцев идешь? С той стороны?

— От них. Полевую сумку не потеряйте. Отвечать будете.

Через пятнадцать минут они подошли к секрету.

— Ты, Уралец? — окликнул из темноты часовой. — Ну как — поймал?

— Зацепил какого-то стручка.

Заслышав Уральца, пулеметчики поднялись. Дядя Миша проснулся первым. Он любил побалагурить.

— Привел? — засуетился дядя Миша. — Что за птица?

— И не говори, — отмахнулся Уралец и занялся своим делом. Он снял сапоги, перевернул портянки, с наслаждением попил водицы.

— Что так? — Дядя Миша подошел к Алеше степенно. — Ну, что скажешь, господин завоеватель?

— Осторожней выражайтесь, товарищ, — рассердился Алеша.

Дядю Мишу охватило полное смятение.

— Уралец, да ведь это русский! — произнес он изумленно.

— Вот придет сержант, тогда и разберемся, что в нем осталось русского.

— В штаб меня ведите, — потребовал Алеша.

— Дядя Миша, развяжи ему руки.

Сержант Кочетов пришел из степи с «языком», но удачей не был доволен.

— Не тот, — сказал он и, распорядившись доставить Алешу и немца к Лебедеву, лег спать.

Гитлеровец шел за обедом к полевой кухне и, заблудившись, встретился с сержантом. Немец на сталинградском фронте — новичок, но в армии служит давно. Был он во Франции, в Югославии, в Греции, и, наконец, его самолетом доставили под Сталинград. К пленному подошел Уралец.

— Не породист, однако, — осмотрев гитлеровца, сказал Уралец. — Ты зачем к нам пришел?

Пленный молчал, не понимая, чего от него хотят.

— Зачем пришел, спрашиваю я тебя? — строже повторил Уралец. — Ты не крути башкой, а отвечай. Раз попался, имей характер.

Дядя Миша приступил к делу с легкой иронией:

— Ты, Уралец, очень строго обращаешься с ним.

— Вот именно, — согласился Кочетов. — Это высшая раса. Вишь, как она согнулась от твоего некультурного обхождения.

— А ну его к черту, — выругался Уралец. — И привел же ты, Степа, «языка».

— А ты в них неразборчивый. Ты приглядись. Этот, по всем видимостям, из породы Геббельса.

— Геббельс капут! Гитлер капут! — трусливо затараторил пленный.

— Замолчи, — прикрикнул Уралец на гитлеровца. — Не лезь, когда не спрашивают. Ишь, как развеселился. Знаем мы вас. Эй, Геббельс!

— Руссиш… Руссиш… — Солдат всхлипнул.

Кочетов строго прикрикнул на Уральца:

— Приказываю тебе немедленно доставить пленного к ротному. Чем ты его?

— Щелчком, товарищ сержант.

— У тебя ведь, у черта, щелчок-то, как у пушкинского Балды.

— Эй ты, вставай, к ротному пойдем. А где сосунок?

Алеша, воспользовавшись тем, что бойцы занялись пленным, выпрыгнул из окопа и скрылся в предрассветной мгле. Уралец походил, побегал по траншеям и вернулся ни с чем.

— Сосунок-то и сумку унес, — с досадой и злостью сказал он, укладываясь на сон. — Вот тебе и зеленый стручок.

Алеша рассудил так: «Я жизнью рисковал из-за этой офицерской сумки, а скоро ли ее доставят главному генералу? Медлить с этим делом нельзя». Была и честолюбивая мысль: «А вдруг да на этой карте намечены наисекретнейшие военные тайны? Могут забыть про него, и тогда дело его останется никому не известным». И Алеша убежал от солдат, прихватив с собой офицерскую сумку.

V

Сержанта Кочетова разбудили на рассвете.

— Яшка идет, — сказали ему.

— Где он? Прикрытие есть? — всполошился Кочетов.