Но потом он вдруг резко повернул меня к себе и впился в губы, не дав выдохнуть. Я застонала в его рот, жарко отвечая на каждую ласку губ и языка. Он целовал умело и уверенно, зная в какой момент дать мимолётную передышку, а потом вновь закружить в водовороте страсти.
А потом короткими, немного жалящими поцелуями покрыл мою шею и ключицы. Взял в ладони груди, легонько сжал соски. По телу будто прошёл электрический ток, губы вмиг пересохли.
— Я хочу… — шепнула я.
— Знаю, — не дал он продолжить, подхватывая меня под бёдра и тихо посмеиваясь. — Меня все хотят.
Но он и сам хотел тоже. Его возбуждение чувствовалось, и от этого мои мысли путались. Хотелось и самой рассмеяться, только с губ срывалось частое дыхание.
Мы оказались на кровати. Рубашка отлетела в сторону и куда-то на пол. Его брюки — тоже. Поцелуи обжигали мой живот, влажные дорожки, вырисовываемые языком на внутренней стороне бёдер, заставляли разводить ноги и выгибаться похотливой кошкой. Хотя сама кошка никогда не согласится, что она похотлива. Всего лишь фантазия глупых людей.
С каждой лаской, с каждым прикосновением он распалял меня всё больше. Ещё немного — и, казалось, я сорву ленту с глаз и сама кинусь на него. Но меня всякий раз останавливали, сопровождая это довольным тихим смехом. Целовали до безумия, обдавая горькой свежестью можжевельника и разгорячённой мужской кожи. И это было правильно и хорошо.
В какой-то момент, уже потеряв контроль над собой, я вскрикнула, что больше не могу. Меня взяли, вырвав ещё более громкий вскрик, однако на этот раз не мольбы, а наслаждения. Всё исчезло, мы двигались в едином ритме, практически не разрывая поцелуя. Хриплые стоны и песня виолончели, доносившаяся из скрытых тьмой динамиков. Мои ногти впивались в его спину и плечи, раздирая до крови, но его это не пугало. Он брал уверенно, властно, доводя до вершины удовольствия, до…
Будильник зазвонил над самым ухом.
Вскочив на постели, я сонно заморгала. Рванула к голосящей заразе, чтобы выключить, наткнулась на спавшего Сёму. Тут же раздался оскорблённый пронзительный вой, так как я случайно опёрлась на что-то чрезвычайно важное и принадлежащее кошачьему организму.
Кот слетел с кровати, я промахнулась мимо будильника и грохнулась на пол. Будильник продолжал звенеть. Шумно сдув прядь с носа, я всё же добралась до этого орудия пытки и выключила.
«М-да. Вот только приснится эротический сон, так мало того, что досмотреть не дадут, ещё и синяками обзаведёшься!»
Дверь с торжествующим скрипом приоткрылась, и в комнату заглянула тётя Сара. Оглядела картину «дева, возлежащая на полу, и обиженный кот» и хмыкнула.
— Вижу, день обещает быть добрым, Арина. Пошли завтракать.
Всё ещё пребывая в состоянии, далеком от бодрости, я поймала кота за шкирку и уткнулась носом в рыжую шерсть. Сёма обиженно засопел. Однако уходить не спешил.
Тётушка только прицокнула языком и махнула на нас рукой. Сёма махнул хвостом. Я вздохнула и посмотрела на кота.
— Хорошо тебе, обормот. Поешь и опять спать. Выспись тут за меня хоть.
Сёма согласно мурлыкнул и, выскользнув из моих рук, деловито направился на кухню.
«Хочу быть котом, — осознала я. — Им на работу ходить не надо».