Дорогой сновидений

— К взрослым… Пусть уж лучше нас поскорее накажут. А то этот страх ожидания — хуже всего, — она вылезла из-под повозки, следом выбралась волчица.

И как раз в это мгновение полог всколыхнулся:

— Я пойду, скажу, чтобы приготовили еще отвара, — донесся до Мати голос младшего брата отца, а через мгновение показался и сам Евсей.

Спрыгнув с повозки на прочный белый наст, караванщик чуть не столкнулся с Мати, которая, испуганно ойкнув, отпрянула назад.

Летописец остановился, не спуская с девочки пристального взгляда не мигавших глаз, в которых явственно читался укор, однако с его губ не срывалось ни слова, так, будто он не знал, что сказать.

— Возвращайся в свою повозку, Мати, — наконец, тихо произнес он. — Мы поговорим обо всем потом.

— Почему не сейчас? — девочка удивленно хлопала глазами. Ей-то казалось, что все только и ждут ее возвращения. Разве не из-за этого они остановили караван, установили шатер? Почему же теперь все обходят ее стороной, не замечают, словно ее и нет вовсе? Но вот же она, вот!

Караванщик бросил озабоченный взгляд назад, на только что покинутую им повозку, огляделся вокруг, словно кого-то ища.

— Ри, — окликнул он оказавшегося поблизости паренька. — Отведи ее…

— Но дядя! — вскрикнула Мати, скорчив обиженную гримасу. Она повисла на руке караванщика, не давая ему уйти, так ничего и не объяснив.

— Сейчас не время. Я очень спешу, — он попытался разжать крепко стиснутые пальчики девочки, но не смог. — Мати, перестань!

— Что перестань? — на ее глаза набежали слезы. — Почему никто ничего мне не хочет объяснить, и вместо этого просто обходят меня стороной, будто на мне стоит проклятие?!

— Мати, успокойся, — к ним как раз подошел Ри. — Пойдем со мной.

— И ты мне все объяснишь? — она с недоверием посмотрела на него.

— Да.

Лишь услышав его ответ Мати выпустила руку Евсея, который, кивнув своему помощнику, поспешно ушел.

— Идем же, — проводив караванщика взглядом, Ри потянул девочку за собой, но та уперлась, не желая уходить от повозки мага.

— Я хочу поздороваться с Шамашем! — сказала она, упрямо наклонив голову вперед, всем своим видом говоря, что до тех пор, пока не увидит наделенного даром, не убедиться, что он не сердится на нее за побег, она не сделает ни шага.

— Не сейчас, — Ри продолжал тянуть ее за собой, стараясь при этом смотреть куда-то в сторону, словно боясь встретиться с девочкой глазами.

— Это еще почему? — Мати недовольно топнула ножкой. — Отпусти меня! — она дернула руку, стремясь вырвать ее из крепких пальцев юноши.

Ей бы это ни за что не удалось, если бы Ри не услышал у себя за спиной тихий сиплый рык волчицы, полный нескрываемой угрозы. Юноша оглянулся. Увидев прямо перед собой горевшие угрозой глаза огромного хищного зверя, он не столько испугался, сколько растерялся.

Все в караване привыкли к паре священных волков госпожи Айи, к тому, что они, падкие на ласку и внимание, веселые и игривые, словно давно прирученные собаки, никогда не нападали на своих.

И вот теперь это предупреждение, читавшееся в рыжих глазах: "Отпусти ее, не то…" А действительно, что может произойти, если Шуллат сочтет, что поступки кого-то из караванщиков направлены против ее маленькой подруги? Как она поступит тогда? Юноша задавал себе этот вопрос, однако при этом ему меньше всего хотелось искать на него ответ, вернее, найти его. На собственную голову.

Мати тотчас воспользовалась тем, что волчица отвлекла на себя внимание Ри, и, вырвав руку, бросилась к пологу, отогнула его:

— Шамаш, я… — начала она, но, заглянув в повозку, внезапно умолкла, застыв на месте, не в силах шевельнуться.

Кто-то торопливо оттолкнул ее.

Волчица, не долго думая, запрыгнула в повозку. Виновато скуля, поджав под себя хвост, она на брюхе подползла к лежавшему возле края волку, осторожно обнюхала его, ткнулась носом в бок. Тот едва заметно шевельнулся, открыл красный, слезившийся глаз, чтобы взглянуть на сестру, а затем, утомленный, вновь погрузился в забытье дремоты.

— Папа! — слезы, безудержными огненными реками покатившиеся из глаз заставили девочку, преодолев оцепенение, кинуться к лежавшему рядом с волком хозяину каравана.

Девочка упала отцу на грудь, уткнувшись заплаканным лицом в толстую оленью шкуру, которым тот был прикрыт по шею, оставляя лишь голову — всклокоченные, мокрые от пота волосы, лохматую бороду.

— С ним уже все хорошо, — чья-то рука осторожно коснулась ее плеча.

Оторвав лицо от шкуры, девочка испуганно оглянулась. И увидела сидевшую рядом Сати.

— Что ты здесь делаешь?

— Господин попросил меня помочь.

— Шамаш? Помочь? Тебя?!

— Ну… — Сати смутилась. — Он так сказал… — она сама не до конца верила в реальность происходившего и, объясняя все девочке, в то же время в какой уже раз пыталась объяснить себе. — Богиня врачевания наделила меня даром целительства, и… — она умолкла, встретившись с острым, как нож, взглядом девочки, которая смотрела на караванщицу сердитым зверьком.