Дорогой сновидений

Услышав эти слова, Мар поднялся со своего трона. Он оглядел собравшихся пристальным взглядом внимательных глаз, от которых не ускользнуло сомнение в сердцах тех, кто был готов согласиться с каждым произнесенным только что словом, когда они избавляли от половины сомнений.

"Я прошел сотней дорог, — заговорил он. — И знаю, что ждет нас в конце каждой из них. Не стану скрывать — та, на которую предлагаю ступить вам я, хоть и спасет от нынешних бед, но приведет к другим наших потомков, когда у этой дороги есть конец, который будет виден идущим по ней всегда — с самого первого шага и до последнего. Но только лишь на ней нас не покинет надежда…"

"Так куда же приведет тебя путь? — вскричал тот же мужчина. — Скажи, прежде чем звать других ступить на него!"

Все взгляды обратились к тому, кто был предводителем в ужасной войне, в годы радости и счастья, и все еще продолжал оставаться им сейчас, во время новых тревог.

"Хорошо, я отвечу, — проговорил Мар, пронзив взглядом своего собеседника. Его брови сошлись на переносице, черты лица окаменели и лишь глаза, мерцая в полумраке залы, выдавали напряжение их хозяина, который знал, как будут восприняты его слова, но не мог промолчать. — Наступит день, когда вся земля будет покрыта снегом, все города превратятся в ледяные дворцы, в которых будут бродить лишь ветра…"

"И не останется никого живого? — в негодовании прошептали маги. — Ты, ведший нас на бой со смертью, теперь призываешь нас склонить перед ней голову, принося самих себя в жертву?!" — они в ужасе, поддавшись единому порыву, отшатнулись от Мара.

"Нет! — его громкий голос разнесся по залу, перекрывая гул перешептываний и эхо возгласов. — Не сдаться! Я призываю сражаться с пустотой тем единственным оружием, которое нам дано — надеждой!"

"Не слушайте его! — перебил Мара громкий возглас. — Это не единственный путь! Я знаю другой! Я говорил вам о нем: нужно поклониться богу сна. Он подарит вечный покой телам, не прося за это ничего, беря лишь то, что будет и так отдано ему".

"Отдано и так? — глаза Мара сощурились, лицо перекосилось от гнева. — А ты знаешь, что нам придется отдать? Память!"

"Кому нужна память, когда некому помнить? Живые все равно никогда не получат ее, и мертвым в том сне, что будет им дан, она тоже не понадобится, — он повернулся ко всем собравшимся, чтобы спросить их: — Что вам дороже: земля живых или воспоминания мертвецов?"

"Земля, — переглянувшись, ответили собравшиеся. — Душу все равно ждут благие земли владений госпожи Кигаль. Что же до тела… Может быть, это и не важно, какие сны будут ему снится", — осторожно проговорили они, поглядывая на Мара с робостью, в которой была просьба понять и простить.

Но в глазах предводителя не было сочувствия. Они горели гневом: — "Как вы можете делать выбор, от которого будет зависеть судьба всех грядущих поколений, не сознавая, чем собираетесь расплатиться?" — воскликнул он.

"Но ведь все равно из смерти нет возврата".

"Вечный сон не знает пробуждения, лишь надежду на то, что когда-нибудь оно произойдет, — тот, кто противостоял Мару во всем этом разговоре, приблизился к нему, встал рядом, не спуская с него взгляда пристальных немигавших глаз. — Гордая богиня Айя не пойдет на снисхождение к смертным, желающим проверить, по ним ли выбранный путь, прежде чем ступить на него. Бог снов не такой. Он не столь горд. Он ближе к людям. Ему ли не знать чаяний смертных, их страхов и сомнений? С ним можно обо всем договориться…"

Мар чуть наклонил голову, по-другому взглянув на своего собеседника. Его глаза сощурились, подернулись дымкой сомнений.

"Кто ты? — неожиданно для всех спросил он. И только услышав этот вопрос, стоявшие вокруг начали понимать, что никогда прежде не видели этого мужчину. Он, казавшийся им знакомым многие годы, в действительности был совсем чужим, так что ни один из стоявших рядом с ним даже не знал его имени. — Как тебя зовут?" — сорвался с губ вопрос, который уже нельзя было не задать, ибо все, казалось, шло именно к нему — кульминации и развязке.

"Лаль", — прозвучало в ответ. И в зале повисла тишина, в которой, забыв, как дышать, чувствуя, что сердце замирает в груди, разучившись биться, люди в смирении и почтении опустились на колени. Все, кроме Мара…"

Девочка и не заметила, как приподнялся полог. Лишь почувствовав, как вздрогнула повозка, заскрипела, она очнулась, оторвала глаза от символов, вскинула голову и, увидев отца, поспешно спрятала рукопись под одеяло.

И, все же… Странно, но ее сердце не сжалось в страхе, руки не задрожали при мысли о том, что могло бы случиться, увидь отец, что она читала. Ее взгляд остался спокойным, мысли были далеки от земли, в которой ей было суждено родиться, оставаясь в той, далекой, жившей в воспоминаниях легенды.