Дорогой враг

– Возможно, мы и ненавидели друг друга, но наши отношения всегда были интересными. Это тоже что-то значит, учитывая, насколько скучным был наш городок.

Раз он так говорит. Я бы предпочла ударять его по здоровой ноге каждый раз, когда он называет меня Картофелька.

Не бей мужчину, в руках которого свобода твоей сестры, Ди.

– Послушай, Сэм повела себя дерьмово, украв часы. И я знаю, что не смогу заменить памятную семейную драгоценность.

Мейкон вскидывает бровь, как бы говоря: «Ни хрена себе Шерлок», но ничего не произносит.

– Так что я могу лишь попытаться покрыть убытки. – У меня дрожит рука, пока я вожусь с застежкой на сумочке. – У меня есть чек на пятьдесят тысяч долларов, который я…

– Подожди, – он приподнимает руку, останавливая меня, – я не могу принять этот чек.

– Нет, можешь, – настаиваю я. – Я понимаю, что это не одно и то же, но я хочу попытаться загладить свою вину, возместив ущерб.

Его губы подергиваются от раздражения.

– Делайла.

Боже, становится только хуже, когда он произносит мое настоящее имя. Во всяком случае, со словом «Картофелька» моя первая реакция – ярость и раздражение. Когда он произносит Делайла, от его голоса по моему телу пробегают обжигающие мурашки. Ничего не поделаешь. У этого мужчины голос подобен виски: глубокий, хриплый и сонный. От таких голосов у женщин возникают мысли о смятых простынях и скользкой от пота кожи. И я понятия не имею, что со мной происходит. Наверное, у меня овуляция или вроде того. Потому что Мейкон Придурок Сэйнт не может меня сексуально привлекать.

– Я не могу принять чек, – решительно повторяет он. – Потому что часы стоят двести восемьдесят тысяч долларов.

– Чтоб. Меня!!![8]

Мейкон прищуривается, в его глазах появляется дьявольский блеск.

– Я думал, до этого не дойдет.

Меня сейчас стошнит. От жуткой неловкости. Меня стошнит прямо на девственно чистый стол Мейкона. Я сглатываю, борясь с неприятным ощущением, ползущим вверх по горлу.

– Не шути.

Все остатки юмора испаряются, когда он произносит:

– Ты права. Это не повод для шуток.

– Двести восемьдесят… – я вытираю влажный лоб. – Как, черт возьми, часы могут стоить так дорого?

Мейкон бросает на меня жалостливый взгляд.

– Это Patek Philippe[9] из розового золота с циферблатом, обсыпанном бриллиантами, идеально подобранными.

Я откидываюсь на спинку стула.

– Я знаю, что часы Patek Philippe дорогие, поскольку видела немало людей в Лос-Анджелесе в них. Но никогда бы не подумала, что эта проклятая вещица стоит как жилой комплекс. – Мейкон вскидывает бровь, поскольку цены на недвижимость здесь не шутка, и я морщу нос. – Ну ладно, как первоначальный взнос на квартиру. Боже милостивый… – я делаю еле заметный жест, – твоя мама носила их каждый день. Будто это какие-то Seiko[10].

Он смотрит на море, предоставляя мне обзор на четкие черты своего профиля.

– Думаю, ей нравилось насмехаться над моим отцом с их помощью.

– Разве не он купил ей эти часы?

Мейкон кривит губы.

– Хоть мой отец и напускал на себя важность, семья мамы была богатой. Дом, машины, часы – все принадлежало ей. И она заставляла его помнить об этом.

Как ни странно, но это звучит так, словно Мейкон одобряет ее поведение. С другой стороны, он никогда не ладил со своим отцом. Как и многие люди. Джордан Сэйнт был чудовищем, и я быстро научилась его избегать.

– Значит… – я сбита с толку и не в состоянии придумать, что сказать.

– Значит… – повторяет Мейкон, как бы соглашаясь.

– Мейкон…

– Делайла. – Мое имя звучит как насмешка.

Я прикусываю губу, чтобы не закричать.

– Ты правда ничего не знала о том, что Сэм работает на меня? – тихо спрашивает он.

Да, и мне все еще больно от того, что Сэм держала меня в неведении.

– Единственный раз, когда мы говорили о тебе со времен старшей школы, был, когда Сэм сказала, что ты снимаешься в «Темном замке». Я понятия не имела, что вы двое общались.

Выражение лица Мейкона остается пустым, но в его глазах что-то вспыхивает. Что-то очень похожее на ярость.

– Я был чертовски удивлен, когда Сэм подала заявку на должность моего помощника. Честно говоря, мне не хотелось ее нанимать, но она сказала, что находится в отчаянном положении.

– Жалость к Сэм всегда приводит к катастрофе, – бормочу я.

– Тем не менее ты здесь.

В животе загорается пожар, и я наклоняюсь вперед, сжимая руки в кулаки.

– Я здесь не ради Сэм. Я здесь ради мамы. Папа умер в прошлом году, и мы – все, что у нее есть. Лично я убила бы Сэм за это. Мне доставило бы огромное удовольствие врезать этой девчонке прямо сейчас…

Мейкон фыркает от смеха. Зловещая часть меня тоже хочет смеяться, но ситуация слишком ужасна.

– Но ее здесь нет, а я делаю все, что в моих силах. Я просто… я уже потеряла папу, и не могу потерять и маму, Мейкон. Не могу.

– Она знает, какой Сэм человек, – говорит он почти заботливо. Но не из-за меня, а из-за уважения к моей маме. Впрочем, я понимаю, что уважение все равно не заставит его передумать.