Тонкая смуглая женщина висела на крюке от люстры, под самым потолком, и перевернутый стул, от которого она оттолкнулась ногами (либо который из-под нее выбили), валялся на ковре точно напротив незаправленной кровати. Грива роскошных темных волос была переброшена Гульнаре на лицо, сквозняк шевелил их – и некоторые тонкие волоски, как паутинки, парили в воздухе, подсвеченные тусклым светом горевшего в изголовье кровати ночника. Насколько я могла рассмотреть, на Гульнаре были черные брюки и черная же блузка – все так, как описывала мне Аня. И туфли на высоком каблуке – одна сорвалась с ноги и лежала на ковре чуть подальше стула, вторая покачивалась на носке ноги и грозил а тоже вот-вот сорваться вниз.
С трудом сглотнув внезапно появившийся в горле комок, я шагнула к телу и коснулась руки трупа. Она внезапно подалась с какой-то нечеловеческой, неживой мягкостью. Эта рука не была ни теплой, ни холодной. Это вообще не была рука человека.
Еще не понимая, что происходит, но все равно чувствуя огромное облегчение, я дернула чучело за ногу. Тело, висящее под потолком, рухнуло на пол, издав некий полый звук, свойственный резиновому мячу или надувному матрацу. Ботинком я откинула черную гриву волос, которая, конечно, оказалась париком. С пола, зловеще свернув в свете ночника, на меня глянули стеклянные глаза надувной резиновой куклы из секс-шопа и заалели выпяченные в нелепом поцелуе толстые губы.
– Однако… окажись на моем месте кто-то послабее – инфаркт от такого зрелища гарантирован… – сказала я вслух. Скорее для того, чтобы окончательно успокоиться и прийти в себя.
Пнула чучело в бок (оно отскочило к кровати) и вышла в коридор .
Федор-портье, который, оказывается, подсматривал за мной из-за выступа стены, сперва вытянул шею (почему я его и заметила), а затем брызнул назад к своей стойке, отчаянно стуча каблуками.
Я кинулась за ним. Это было инстинктивное движение – куда-то бежать, кого-то ловить. С тем же успехом я могла начать ломиться в соседние номера – кстати, все как один закрытые.
В два-три тигриных прыжка я настигла тщедушного портье и прижала его к стене, предварительно хорошо тряхнув за плечи. Астеничное тело Федора в форменном пиджаке заболталось в одежде, как вешалка в открытом платяном шкафу.
– Ты знал?! – прошипела я в его востроносое лицо, которое на глазах начало покрываться мелкими бисеринками пота. – Знал, да? Знал, что туда кто-то заходил и устроил… цирк под потолком? Знал, гадюка?!
– Кто?
– Ты!
– Я? Что – заходил? А кто заходил?
– Это я тебя спрашиваю – кто заходил!
– Она мертвая?!
– Отвечай на вопрос!
– Но она – мертвая?!
– Нет! Но кому-то сильно хотелось, чтобы она была мертвая!
– А-а-а… – тоненьким голосом проскулил портье и, как-то вынырнув из моих рук и из пиджака, стал сползать по стене вниз.
Схватив за шкирку, я потащила его к рабочему месту. Запихнула за стойку, надела на него пиджак, затем зачем-то толкнула – и портье распластался по своему стулу, как медуза. Было полное впечатление, что его тело отказывается держать какую бы то ни было форму, и через секунду эта мокрица, которая сперва показалась мне серьезным мужчиной, просто стечет со стула и застынет на полу студенистой лужицей.
– Кто заходил в номер? Кроме хозяев?
– Н-ну…
– Отвечай, или я зову сюда главного администратора!
– Я его не знаю… Я его видел первый раз в жизни… Он тоже дал мне… дал пятьсот долларов. Он сказал – только на минуточку… Сказал, сюрприз готовит… ко дню рождения… Оставлю, мол, сюрприз и уйду…
Судорожно сглотнув, отчего худой кадык на тон кой шее заходил, как поршень, портье сделал глубокий вздох и вдруг жалобно попросил:
– Отпустите меня.
Я только сейчас заметила, что держу его за галстук. Разговаривая, я машинально притягивала к себе за этот галстук голову портье, и в конце концов позу, в которой он оказался, никак нельзя было назвать удобной.
– Извини, – я выпустила галстук, голова шлепнулась о стол, потом с заметным усилием показалась на своем месте, между плеч. – Опиши этого человека.
Закрыв глаза, портье подумал несколько секунд и сказал:
– В шляпе.
– Он был в шляпе?
– Да.
– Так, что еще?
– Широкий плащ.
– Какого цвета?
– Серый. Или песочный. Может, зеленый – я не знал, что придется это запоминать! Я так и знал, что будут неприятности! Хотя я всего лишь здесь только работаю, – добавил он почему-то.
Я снова взяла его за галстук:
– Что еще помнишь об этом мужчине? Говори!
– Еще… Еще темные очки. Все! Отпустите! Отпустите меня! – Голос его начал срываться на крик.
Шляпа и темные очки, чтобы скрыть лицо, широкий плащ неопределенного цвета – негодяй сделал все, чтобы его никак нельзя было узнать!
– Когда он ушел?
– Кто?
– Этот, в шляпе, очках и плаще! Когда он покинул гостиницу, желательно – точно, по часам?
– Но он ее не покидал!
– Исключено! В номере больше никого нет!