Дороже только снег

–Угости- ка меня гранатом, а? вчера я плохо себя чувствовал и не сделал ни одного доброго дела, а я уже очень давно хочу гранат. -Раздался рядом со мной пожилой голос. Около лавки с аппетитным ароматом персиков, вишни, сливы, медовой дыни, стоял, по всей видимости, пожилой человек с очень прямой осанкой. Это была особенность коренных жителей Айкона – легкая гравитация не гнула их спины. Он смотрел на изобилие даров природы, аккуратно разложенных по ячейкам, словно неизвестный художник выложил свою палитру- иссине- черный виноград, оранжево солнечные персики, мятно зеленые яблоки, бардовый гранат, и коралловые, чуть розовые, прозрачные груши … Мальчик оскалился и сказал, изображая из себя взрослого:

–Знаю я эти ваши штучки, я не Айконец, меня не проведешь,– И отвернулся.

Из лавки выскочил пожилой мужчина с такими же черными глазами и влепил подзатыльник маленькому грубияну:

– Не смей грубить! Еще одно такое происшествие и нас могут выдворить как пробку с этого райского местечка обратно на Землю! -И, услужливо улыбаясь, подал самый крупный и спелый гранат добродушному мужчине.

Я свернул с проспекта Мира в узкие пешеходные улицы и оказался в маленьком дворике, чем-то напоминающем Пьяцца де Мираколи в Пизе. Двор был выложен мраморной полированной крошкой, в которой как в озере, отражался абсолютно белоснежный дом- «зефирка». Я мгновенно «прицепил» изящному архитектурному сооружению имя. Дом был трехэтажный. Около каждого окна имелся открытый полукруглый балкон с балюстрадами. Благодаря ажурным картушам, молдингам, и капителям с мягкими кондитерскими складками, дом терял вес и монументальность. «Зефирки», венчающие мансарду, придавали воздушность и романтичность архитектурному замыслу. Я любовался. Вдруг дверь дома открылась и из нее вышла грузная усатая женщина с довольно потрепанной авоськой (такие авоськи все еще были в ходу на земле у женщин, занимающихся сельским хозяйством), с хрустом раздавливая мои возвышенные визуализации. Это было разочарование. Мне казалось, что в доме- «зефирке» должны жить люди-эльфы, дюймовочки, или, в крайнем случае, бальзаковские дамы. А собственно говоря, почему я так решил? Почему сознание все время что-то додумывает вместо меня, видоизменяя реальность? "Вот точно так было у меня и с Галкой! Галка была для меня «зефирка», из которой потом «вылезла» приземленная и расчетливая женщина", подумал я. Покружив, по романтичным дворикам с кованными бронзовыми фонарями, излучавшими теплый мягкий зеленоватый свет, голографическими клумбами и запахами а ля Шанель, я вновь вышел на проспект. Так как на Айконе всегда было тепло и светло, за исключением «Территории Ночь», фонарики служили эстетическим наполнением пространства. Чтобы свет фонарей был более различим, он имел зеленые оттенки, и казалось, что в стеклянной коробочке живет маленький светлячок. На мгновение я подумал, что заблудился, но, увидев, справа от себя высокую длинную лестницу из бирюзового камня, ведущую на второй уровень платформы, я успокоился, так как моя гостиница находилась прямо рядом с переходом, наверху. У подножия лестницы, около щупленького маленького прямого айконца, столпилась группа туристов с Земли. Я подошел поближе, стараясь остаться незамеченным. Но экскурсовод увидел меня, и широко улыбаясь, не останавливая свою речь, жестом пригласил меня в круг, послушать его рассказ. В этом была суть характера коренного айконца. Добродушные, не отравленные промышленными выбросами и агрессией, они имели не только чистое сознание, но и чистое сердце, по этой причине часто оставаясь «облапошенными» меркатильными и хитрыми землянами. Экскурсовод продолжал: «градостроительный план Айкона с его многоуровневыми дорогами и переходами был спроектирован по подобию Идеального города Леонардо да Винчи. В новом городе Леонардо должно было быть просторно, светло и чисто. Однако Леонардо нельзя назвать демократичным – он спроектировал город так, чтобы дворяне, купцы и ремесленники селились раздельно, этакий апартеид Возрождения. Самый большой новаторский принцип, предложенный Мастером в его городе будущего, – постройка улиц на двух уровнях. Такое решение позволяло жителям беспрепятственно передвигаться, не задерживаясь на перекрестках. Верхние улицы, разумеется, предназначались для людей знатных. Оба уровня должны были соединяться специальными лестницами.»