– Но я-то знаю, что я на самом деле для тебя значу! – поспешила добавить Жоли. – С другими женщинами у тебя, может быть, и было так, но со мной…
– Дело не в этом, Жоли, – упрямо тряхнул головой Джордан, удивившись про себя тому, что Жоли почти слово в слово повторила его недавние мысли. – Да, ты для меня действительно много значишь… но дело не в этом… дело в том… – Он осекся. – Не знаю, как объяснить тебе то, что я не могу объяснить даже себе самому!
– Я знаю, Жордан, что ты хочешь сказать. Я все понимаю… – тихо произнесла Жоли. В глазах ее стояли слезы.
Джордан тяжело вздохнул. Больше всего он ненавидел выяснять отношения с женщинами – особенно с теми, которые в любой момент готовы заплакать.
– Я сомневаюсь, Жоли, – тихо продолжил Джордан, – что ты действительно это понимаешь.
–
– Когда женщина выходит замуж, она должна быть готова к тому, чтобы стать хозяйкой, готовить, штопать носки…
– Я не об этом, Жоли! Пойми, я не должен… то есть мы не должны… Черт побери, я никогда не думал о женитьбе, Жоли! Я вовсе не горю желанием осесть в какой-нибудь деревушке, рожать детей, растить какую-нибудь репу… Я по натуре странник, Жоли, не люблю подолгу засиживаться на одном месте, я начинаю чувствовать себя неуютно, меня начинает тянуть куда-нибудь в путь… То же самое у меня и с женщинами, Жоли.
Джордан всегда считал себя человеком, прошедшим огонь, воду и медные трубы, которому сам черт не брат.
Он, пожалуй, не струсил бы, даже если бы ему пришлось выступить безоружным против дюжины вооруженных до зубов громил. Почему же теперь он чувствует себя совершенно растерянным перед слезами этой женщины, почти девочки?
Джордан тупо уставился в стену, словно пытался прочитать ответ на мучивший его вопрос в причудливом сплетении теней. Темнота за окном становилась все гуще. Джордан чувствовал, что ему не хватает воздуха, словно ему набросили на голову одеяло.
Да что с ним, в конце концов? Почему его не отпускает какое-то странное, щемящее чувство вины? Он не сделал ничего плохого. Все это Гриффин, черт бы его побрал, этот молокосос, сующий нос не в свои дела. Воистину услужливый дурак опаснее врага. Вздумал почему-то защищать Жоли, словно ей грозила какая-то опасность, а добился лишь того, что донельзя усложнил ситуацию.
Повернув голову, Джордан поймал на себе укоризненный взгляд Жоли. Пожалуй, самое разумное в такой ситуации – не делать резких заявлений. Рано или поздно, конечно, придется, но сейчас просто не тот момент…
– Послушай, Жоли, – стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, произнес Джордан. – Может быть, действительно будет лучше, если я пойду сейчас в бар, проведу остаток ночи с Эймосом и Гриффином? Не возражаешь?
Жоли молчала, но взгляд двух огромных изумрудов был выразительнее любых слов. Не в силах больше сносить этот взгляд, Джордан отвернулся.
– До завтра, Жоли! – пробормотал он.
Жоли не шевелилась. Через мгновение она уже услышала звук запираемого замка.
Сидя в темноте одна, Жоли рассеянно провела рукой по еще теплой ложбинке на простыне, где несколько минут назад лежал Джордан. Воздух в комнате был пропитан сладковатым запахом его табака.
Жоли закрыла руками глаза, словно таким образом хотела заслониться от отчаяния, накатывавшего на нее черной волной.
Нет, она не будет плакать, не должна, как не должна верить ни единому слову из того, что сейчас сказал Джордан. Не стоит вообще придавать значения словам – Джордану сейчас тяжело, в его душе, должно быть, происходит мучительная борьба; в таком состоянии человек сам порой не отдает себе отчета, что он говорит и что делает. Одно лишь было ясно Жоли – Гриффин не прав. Сердце Джордана не из камня, оно гораздо мягче – как, собственно, сердце любого мужчины. И женщине, если только она настоящая женщина, вполне под силу слепить из этого сердца то, что ей нужно.
Утешение это было слабым, но единственным. А пока остается надеяться лишь на то, что в этом равнодушном, каменном мире еще сохранилась хотя бы крошечная частичка тепла, которая способна согреть душу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 14
Проснувшись, Гриффин обнаружил, что Джордан храпит рядом с ним. Солнце уже взошло над вершинами гор, ярко осветив сонный городок. Редкие лучи пробивались сквозь окна конюшни. На улице, должно быть, было еще прохладно. Гриффин вспомнил, как Джордан заявился в конюшню посреди ночи и бесцеремонно стянул с него тонкое одеяло. Больше парень ничего не мог припомнить, сколько ни старался, – должно быть, вчера вечером он и вправду изрядно перебрал. Теперь Джордан безмятежно похрапывал, словно ему не было дела до всего мира. Это почему-то бесило Гриффина больше всего.
– Джордан! – Парень осторожно потряс дядю за плечо. Тот не ответил. Гриффин потянул на себя одеяло. – Что случилось, Джордан? Жоли прогнала тебя из постели? Неудивительно – на ее месте я сделал бы то же самое!
Сплюнув приставшую к губе соломинку, Джордан покосился на племянника.