С минуту девушка и вождь переговаривались о чем-то на языке апачей. Джордан не мог разобрать ни слова. Говорила в основном Жоли – быстро, но не горячась. Вождь слушал ее не перебивая, лишь время от времени бросал какую-нибудь короткую реплику, но по силе воздействия каждая его фраза была сродни падению топора на плаху.
Джордан подумал было подхватить Жоли в седло на скаку и бежать, но четыре индейца не сводили с него глаз, и по их взглядам было понятно, что в случае чего их натянутые луки промашки не дадут. Казалось, от напряжения, исходившего от людей, раскалился даже воздух вокруг. Эта напряженность передалась и лошади Джордана – она переступала с ноги на ногу, нервно фыркая и прядая ушами.
Стиснув зубы, Джордан ударом пятками в бока заставил лошадь стоять смирно. Метеоритный дождь уже прекратился. Вокруг догорали кусты и хижины. Осмелевшие индейцы понемногу начали выползать из своих убежищ, и вскоре вокруг Джордана и Жоли образовалась довольно большая толпа. Джордан сидел на лошади неподвижно – лишь ветерок, долетавший с гор, слегка ерошил его волосы.
– Жоли! – скомандовал он. – Скажи Нана, что, если он хочет, я готов встретиться с ним один на один. Смерть в честном поединке – славный конец для любого мужчины.
Жоли испуганно покосилась на Джордана и слегка дрогнувшим голосом спросила:
– А если он примет это твое условие?
– Я
– Не надо,
Нана сделал знак своим воинам, и те опустили луки.
– Ты сказал, что хочешь драться со мной? – переспросил индеец. – Ты мужественный человек,
– Нет, не передумал, – твердым голосом проговорил Джордан. Ни один мускул не дрогнул на его лице. – Об одном лишь хочу спросить: если я погибну – дашь ли ты Жоли возможность самой выбирать, куда ей идти и что делать?
– Если я прикажу, – пообещал вождь, – ее никто не тронет.
– Тогда я попрошу тебя об одном, Нана. В любом случае – мне ли суждено победить, тебе, – Жоли должна сделать свой выбор сама.
Индеец долго молчал, в упор глядя на стоявшего перед ним белого. Нана много повидал на своем веку, в том числе и множество казней проклятых бледнолицых. Все они по-разному вели себя перед лицом смерти. Но тот, что сейчас стоял перед ним, похоже, смерти не боится, Нана уважал мужество, так редко встречавшееся среди белых людей. Способность пожертвовать собой ради друзей он тоже ценил высоко. Но готовность умереть ради любимой женщины? С таким Нана в своей жизни сталкивался впервые.
Жоли, неотрывно смотревшая на вождя, заметила, как вдруг потеплел суровый взгляд его черных глаз.
– Нана, ты помнишь Лозен, сестру Викторио? – спросила она, решив, что надо воспользоваться моментом. – Так вот, Нана, я сейчас чувствую то же самое, что она. Лозен полюбила Серого Призрака, а я выбрала этого человека. Если мне не суждено стать его женой, тогда, клянусь, я никогда не выйду замуж ни за кого другого. Ты хочешь, Нана, чтобы у женщин твоего племени не было мужей и детей? Подумай о том, сколько мужчин уже умерло в войне с белыми, оставив безутешных вдов и голодных сирот? Ты хочешь, чтобы это продолжалось и дальше, Нана?! – почти прокричала Жоли, и голос ее осекся.
Нана молчал. Было заметно, что внутри у него происходила борьба. Возможно, он вспоминает своих соплеменников, которых ему суждено было пережить. Сколько жизней унесла эта война. С каждой смертью словно умирала часть души самого вождя индейцев.
– Ты знаешь, Гааду, что я отнюдь не сентиментален, – устало произнес наконец Нана, – но ты, девочка, меня проняла. Я знал Нандил, твою мать, и мне она всегда нравилась. Я не хочу, чтобы ее дочь страдала. Иди – и не возвращайся больше в наше племя, Гааду. Ты сделала свой выбор – отныне обратного пути у тебя нет.
Вождь махнул рукой и, развернувшись, зашагал прочь. Джордан обратил внимание на то, как прямо он держит спину: похоже, ни годы, ни горе, ни лишения – ничто не могло согнуть старого индейского вождя.
– Быстрее, – прошептала Жоли, – пока он не передумал и не послал за нами погоню!
Джордан, подсадив Жоли, тоже вскочил на лошадь позади нее и галопом направил ее в сторону гор Орган.