Дороже всех сокровищ

— Жордан, — начала она, — скажи мне: золото, которое мы ищем, для тебя важнее всего?

Джордан помедлил с ответом, а затем сказал:

— Ну, не знаю, важнее ли всего, но, во всяком случае, достаточно важно. А что?

— Потому что… потому что я хочу, чтобы самым главным в жизни для тебя была я, — проговорила Жоли так, словно спрыгнула с высокого обрыва в воду. Сказала — и тогда только подумала: а стоило ли?

Она должна была добиться, чтобы Джордан произнес эти слова первым! Но фраза уже сорвалась с ее губ — и теперь остается лишь ждать ответа Джордана.

Но он молчал. Правда, Джордан не рассмеялся — это уже хорошо, но и «да» не ответил.

Искры костра, фейерверком поднимаясь вверх, таяли в ночном небе. В глубине души Джордан давно уже чувствовал, что Жоли ему очень нужна, но вслух признаться в этом боялся. В жизни Джордана никогда не было по-настоящему близкой женщины, если не считать сестры… Приятно было иногда отдаваться женским ласкам в перерывах между боями, карточной игрой или пьянкой, но о том, чтобы иметь рядом всегда одну какую-то женщину, Джордан до сих пор не думал всерьез. До сих пор — пока судьба не свела его с этой полуженщиной-полуребенком, которая смотрит на него такими восторженными глазами, словно он романтический герой. Все чаще Джордан стал ловить себя на мысли, что постоянно иметь рядом одну и ту же женщину, в конце концов, не так уж и плохо. Даже если она порой и выводит из себя, как Жоли…

Джордан разжег трубку и затянулся.

— Знаешь, — проговорил он наконец, пуская дым через ноздри, — иногда мне кажется… что ты действительно нужна мне. А порой я сомневаюсь, так ли это, и сам не знаю, что для меня важнее — золото или ты.

Для Жоли все сказанное Джорданом было равносильно признанию. Она облегченно вздохнула и произнесла:

— Когда ты решишь, что я стала для тебя важнее золота, дай мне знать, Жордан.

— Хорошо, зеленоглазая, — пообещал Джордан. — Скажу.

Рио-Гранде отделяла Лас-Крусес от соседнего городка, Месиллы. Когда караван из семи мулов появился на одной из пыльных городских улиц, Жоли вдруг вспомнила развязную девицу, попавшуюся им на пути, когда они входили во Франклин.

— Что-то на этот раз тебя не встречают женщины, Жордан! — усмехнулась Жоли, облизнув потрескавшиеся от жары губы. — Или, может быть, раньше тебе просто не приходилось бывать в Guduusis, или, как его называют белые, Лас-Крусесе?

— Ревнуешь, зеленоглазая? — хитро подмигнул в ответ Джордан.

— Dah. Я просто хочу знать, какие сюрпризы нам может готовить этот город.

— Ну и ведьма же ты! — проворчал Джордан и, отвернувшись, пришпорил своего серого мустанга. Обогнав двигавшегося впереди мула, мустанг вдруг ни с того ни с сего лягнул его. Прижав уши и оскалив зубы, мул издал оглушительный звук, а за вожаком бросились кричать другие животные. Поднялся, невообразимый шум. Гриффин, ехавший рядом со склонившимся вбок Эймосом, разразился громким хохотом, от которого лошадка Жоли, вероятно, испугавшись, начала взбрыкивать, так что наезднице пришлось крепко вцепиться в ее гриву, чтобы не упасть.

Усмирять разошедшихся животных пришлось Джордану — где уговорами, где ругательствами, где пинками, — и через несколько минут тишина и порядок были восстановлены.

— Отлично, Джордан! — похвалил дядю Гриффин. — Я, признаюсь, не сумел бы их так усмирить.

— Ты не смог бы усмирить и таракана, — огрызнулся Джордан, — что уж тут говорить!

Гриффин пропустил его колкость мимо ушей и стал о чем-то разговаривать с Эймосом.

Жоли подъехала к Джордану и извиняющимся голосом проговорила:

— Жордан, я хотела было тебе Помочь, но ты так быстро управился.

Джордану было не до Жоли и ее извинений, он был всецело занят тем, что следил за вожаком мулов, который так и норовил цапнуть зубами его мустанга. Пробормотав нечто вроде «спасибо», он отвернулся. Путники направились вниз по улице, где находились загон для скота и конюшня. Там можно было напоить и накормить животных.

…Знали бы наши путешественники, что расслабиться им и на. этот раз не придется! И виной всему опять же станет Гриффин с его страстью к карточной игре и вспыльчивым характером. Но кто же мог подумать, что Кук — тот самый толстяк, с которым Гриффин выяснял отношения в момент их встречи с Джорданом во Франклине, — окажется теперь в Лас-Крусесе и, столкнувшись с парнем, не так давно обвинившим его в шулерстве, сразу же узнает его?

Гриффин сидел в салуне за кружкой пива, когда туда вдруг заявился Кук.

— А-а, старый приятель! — прогремел толстяк. — Как дела, молокосос?

— Нормально, — невозмутимо ответил Гриффин. — Твои-то как? Шулерство свое еще не бросил?

— Я тебе покажу шулерство! — вспыхнул Кук и встал в угрожающую позу, уперев руки в бока. — Тогда, во Франклине, мне не дали рассчитаться с тобой, но уж теперь-то тебе от меня не уйти!

— Что ж, — усмехнулся парень, — я к твоим услугам, приятель!

Гриффин вышел из-за стола. На боку пыльных брюк, обтягивающих худощавые мальчишеские бедра, опасно поблескивал вороненый ствол пистолета.