Рашид на следующий же день после приезда врача попытался найти военную часть, в которой служил Вешняков. Но данные, по которым его ориентировал Алексей — оказались устаревшими. Военная часть перебазировалась на другое место. Куда — Рашиду выяснить не удалось.
— Было бы странным, если бы ты их мог найти… и что мне теперь делать, Рашид? Кто я? Призрак без прошлого…, без имени.
— Свяжись с женой. Она сможет узнать тебя, — предложил горец, не понимая, что как раз Анжелике в таком виде Алексей показываться совсем не хотел. После, когда сможет побороть свой недуг, он вернется к ней, но не сейчас.
— Я не могу, Рашид. Только не с ней. Не сейчас.
— Тогда оставайся здесь. Ты умеешь лечить, а нам доктор очень как нужен.
— Лечить? Смеешься? Я же не могу ходить!
— Разве лекаря — ноги кормят? — возразил горец и, прищурившись, добавил, — Голова и руки — это то, что тебе нужно, чтобы дарить здоровье. А ноги… я привезу тебе.
Алексей тогда не понял, про что говорил ему Рашид. Но буквально через два дня, горец появился вместе с инвалидной коляской, которая с того момента заменила Вешнякову ноги.
— Лучше бы ты привез мне паспорт.
— Паспорт не могу, я же пастух, а не бандит какой, — оскорбился Рашид, — Это только в кинах, каждый горец может что угодно достать и оружие, и паспорт, и наркотики.
— Прости. Не подумал, — извинился Алексей, рассматривая карету, — Спасибо.
— Не за что. Садись, испытай транспорт.
Первые испытания "повозки" прошли успешно, но очень утомили Алексея. Он и представить себе не мог, как это нелегко управлять инвалидной коляской без определенной сноровки. Автомобиль водить намного проще.
Оставшись наедине с собой очень тяжело было признаваться в том, что он не сможет вернуться домой. Лика и все, что имелось в его жизни раньше — осталось в другом мире, в том, где Алексей был здоровым человеком. Теперь же приходилось каждый день начинать с борьбы с самим собой. То, впадая в жуткую депрессию, то выбираясь на некоторое время из нее, он иногда давал советы Дариде, как и чем лечить тех людей, которые приходили к знахарке за помощью.
Эта девушка старалась поддерживать Алексея. Помогала ему бороться с его бедой. И всякий раз натыкалась на холодную стену отчуждения и нежелания что-либо менять.
— Врач сказала, что вы сможете ходить, если сами захотите этого. Нельзя заставить, нужно захотеть.
— Что ты понимаешь! Захотеть?! — прорычал Вешняков в ответ, откинувшись на подушки, он уже около часа наблюдал за паучком — мелким трудягой, который быстро перебирая лапками (и как только не путался в них) плел свою ажурную паутину. И совсем не обращал никакого внимания на Алексея. Продолжая следить за пауком, мужчина медленно продолжил, — Ты же НИЧЕГО не понимаешь. Кто я теперь? Инвалид. Беспомощный ка-ле-ка, — словно поставил на себе клеймо — последнее слово, каждый слог, как печать. Повернув голову, он зло посмотрел в широко распахнутые глаза девушки. Дарида резко развернулась и выбежала из хижины. Усмехнувшись ей вслед — "Тоже ускакала прочь!", Алексей вернулся к своим нелегким мыслям.
Как же сильно он сейчас хотел увидеть любимую. Хотел увидеть её глаза, прижаться к мягким волосам, пахнущим ромашкой, поцеловать в нежные губы, услышать теплый голос…
"Анжелика, почему же ты не отзываешься? Почему не слышишь меня? Где же ты?" — задавал он вопрос за вопросом, теребя своего дрозда, висящего у него на груди. Тот по-прежнему оставался безмолвным.
Дарида вернулась стремительно, как порыв ветра. Влетела и, встретившись с его взглядом, села возле кровати, разжала кулак, на её ладони оказался крупный муравей.
— Смотри! Он мал, но умеет жить…
— Стыдить меня пришла? Не стоит! Уходи! — отвернулся Алексей.
Но девушка никуда не ушла.
— Даже маленькая букашка борется за свою жизнь изо всех сил! Если ему сейчас оторвать ножки, думаешь, он смирится со своей бедой, так же как ты? — она развернула Вешнякова к себе, — Ты человек! И твои ноги на месте! Да, они пока обездвижены, но их можно оживить! Можно! Ты же сам врач в конце концов! И никуда я не уйду, слышишь? Никуда… я помогу тебе, — незаметно для себя, не сговариваясь, они оба перешли на "ты".
— Почему? Зачем ты это делаешь? — спросил он, заглядывая, казалось к ней в душу.
— Потому что ты — человек… и у нас с тобой… у меня будет твой…
Она не успела договорить что-то важное, он это понял по её глазам, их разговор прервали. В хижину просунулась женщина, лет шестидесяти, прищурившись со света, оглядела комнату.
— Дарида, к тебе пришли, встречай людей. А я с ним посижу, — проговорила старуха.
— Это Селима, моя бабка, — улыбнулась девушка, но как-то грустно, не как обычно, и от этого Алексей почувствовал себя неловко. Словно бы он виноват в чем-то, про что пока не знает.