– Я считала себя независимой личностью, – продолжала она. – Независимой личностью, которая ни в чем не должна никому давать отчет и никому не должна подчиняться. И чтобы вокруг меня не было никого, кто пытался бы меня изменить, потому что я-то знала, что меня можно изменить. Я была слишком податливой – это всегда было моей главной слабостью. Но у меня не было ни одного человека, на которого я могла бы опереться, когда я была больна, испугана или сломлена. И вот я решила поступить благоразумно. Как поступили в свое время моя мать и мать моей матери. Как поступали мои подруги. Я уже устала быть невестой на выданье и заманивать женихов. И вот я сказала да, что ты, собственно говоря, и ожидал, и все пошло своим чередом. Беспокоиться было не о чем, и когда сначала у меня родился мертвый ребенок, а потом умер Чарли, то рядом со мной оставался ты. А ты всегда ко мне очень хорошо относился. Я прекрасно понимаю это и очень это ценю. Но я жила в клетке, в закрытой на замок душной клетке. Я разучилась думать. Я думала, что я думаю, но это было неправдой. А теперь мне больно думать. Очень больно. – Она устремила на него исполненный негодования взгляд. С минуту они молчали, и негодование в ее глазах погасло. – Так что я прошу тебя, Барт, чтобы ты думал за меня. Что мы будем делать?
– Я собираюсь найти работу, – солгал он, – Работу.
– И сходить на прием к психиатру. Мэри, послушай меня, все будет хорошо, все опять наладится. Я просто немного сбился с панталыку, но пройдет немного времени, и я возьму себя в руки. Я…
– Ты хочешь, чтобы я вернулась домой?
– Конечно, через парочку недель. А пока мне просто надо немного собраться с мыслями и…
– Домой? Да о чем это я говорю? Они же скоро его снесут! О чем я говорю? Какой дом? Никакого дома у нас нет! – Она застонала. – О, Господи! Какой кошмар! Зачем ты меня втянул в этот кошмар!
Он не мог выносить ее такой. Она была совсем не похожа на прежнюю Мэри. Надо было что-то сказать, как-то успокоить ее. – Может быть, они еще и не сделают этого, – сказал он подаваясь вперед и беря ее за руку. – Может быть, они не снесут наш дом, Мэри. Может быть, они еще передумают, если я пойду и поговорю с ними, объясню им ситуацию, и тогда они…
– Барт, – прошептала она. Взгляд ее был исполнен самого неподдельного ужаса. Она осторожно высвободила руку из-под его ладони.
– Что… – Он неуверенно запнулся. Интересно, что же это он такое сказал? Что он мог сказать такого ужасного? Почему она так на него смотрит?
– Ты прекрасно знаешь, что они собираются снести наш дом. Ты знал это уже давно. А мы сидим здесь и никак не можем сдвинуться с места…
– Нет-нет, ты не права, – перебил он. – Не права. Действительно не права. Мы… Мы… Просто мы… – Действительно, что они тут делают? О чем разговаривают? Он почувствовал себя каким-то нереальным.
– Барт, мне пора идти.
– Я найду себе работу…
– Мы с тобой еще поговорим. – Она торопливо встала из-за стола, задев его бедром, и посуда слегка зазвенела.
– Психиатр, Мэри. Я обещаю тебе, что обязательно схожу к психиатру.
– Мама просила меня зайти в магазин, поэтому мне уже пора…
– Тогда катись к чертовой матери! – заорал он, и множество взглядов устремилось на него. – Убирайся отсюда, сучка! Ты сожрала лучшую часть моей жизни, а что я получил взамен? Дом, который собираются снести? Прочь с глаз моих, мерзавка!
Она спаслась бегством. На несколько мгновений, показавшихся ему целой вечностью, в ресторане воцарилось гробовое молчание. Потом тихий ропот голосов снова заполнил зал. Его трясло. Он посмотрел на свой недоеденный, подплывающий соусом эндибургер и испугался, что его сейчас вырвет. Поборов рвоту, он расплатился по счету и, не глядя по сторонам, вышел на улицу.
12 декабря, 1973
Предыдущим вечером он составил список лиц, которых необходимо поздравить с Рождеством (делал он это в абсолютно пьяном виде), а теперь он расхаживал по торговому району, покупая подарки для укороченной версии. Полная версия была ошеломляющей – более ста двадцати имен, включая всех родственников его и Мэри, близких и самых дальних, огромное количество друзей и знакомых, а в самом низу списка – Боже, храни королеву! – Стив Орднер, его жена и их – раздери мою мошонку! – служанка.